Бремя страстей человеческих

Don't you know that your uncle and I only want your good?	Ты же знаешь, что мы с дядей хотим тебе только добра!
Don't you love me at all?"	Неужели ты меня совсем не любишь?
"I hate you.	- Я тебя ненавижу.
I wish you was dead."	Хоть бы ты умерла!
Mrs. Carey gasped.	Миссис Кэри задохнулась.
He said the words so savagely that it gave her quite a start.	Мальчик произнес эти слова с такой яростью, что ей стало просто страшно.
She had nothing to say.	Она не нашлась, что сказать.
She sat down in her husband's chair; and as she thought of her desire to love the friendless, crippled boy and her eager wish that he should love her-she was a barren woman and, even though it was clearly God's will that she should be childless, she could scarcely bear to look at little children sometimes, her heart ached so-the tears rose to her eyes and one by one, slowly, rolled down her cheeks.	Присев на кресло мужа и думая о том, как хотелось ей приголубить этого одинокого, хроменького ребенка, как недоставало любви ей самой - она ведь была бесплодной, и хотя, видно, на то воля божья, ей иногда просто невмоготу смотреть на чужих детей,- миссис Кэри почувствовала, как к глазам у нее подступили слезы и стали медленно скатываться по щекам.
Philip watched her in amazement.	Филип смотрел на нее с недоумением.
She took out her handkerchief, and now she cried without restraint.	Она вынула платок и стала всхлипывать, уже не сдерживаясь.
Suddenly Philip realised that she was crying because of what he had said, and he was sorry.	Вдруг Филип понял, что она плачет из-за того, что? он ей сказал; ему стало ее жалко.
He went up to her silently and kissed her.	Он молча подошел и поцеловал ее.
It was the first kiss he had ever given her without being asked.	Это был первый непрошеный поцелуй, который она от него получила.
And the poor lady, so small in her black satin, shrivelled up and sallow, with her funny corkscrew curls, took the little boy on her lap and put her arms around him and wept as though her heart would break.	И бедная женщина - такая сухонькая в своем черном атласном платье, такая сморщенная и желтая, с нелепыми завитушками - посадила мальчика на колени, обхватила его руками и заплакала уже навзрыд, так, словно у нее вот-вот разорвется сердце.
But her tears were partly tears of happiness, for she felt that the strangeness between them was gone.	Но в слезах ее была и отрада: она чувствовала, что между ними больше не было отчуждения.
She loved him now with a new love because he had made her suffer.	Она любила его теперь совсем по-другому - ведь он заставил ее страдать.
IX	ГЛАВА 9
On the following Sunday, when the Vicar was making his preparations to go into the drawing-room for his nap-all the actions of his life were conducted with ceremony-and Mrs. Carey was about to go upstairs, Philip asked:	В следующее воскресенье, когда священник готовился прилечь в гостиной подремать (все, что он делал, подчинялось строгому ритуалу), а миссис Кэри поднималась к себе наверх, Филип спросил:
"What shall I do if I'm not allowed to play?"	- А что же мне делать, если нельзя играть?
"Can't you sit still for once and be quiet?"	- Неужели ты не можешь хоть час посидеть спокойно?