Бремя страстей человеческих

And then he felt the misery of his life.	И тут он почувствовал, как он несчастен.
It seemed to his childish mind that this unhappiness must go on for ever.	Его детской душе казалось, что страдания - удел всей его жизни.
For no particular reason he remembered that cold morning when Emma had taken him out of bed and put him beside his mother.	Сам не зная почему, он вдруг вспомнил то холодное утро, когда Эмма вынула его из кроватки и положила рядом с матерью.
He had not thought of it once since it happened, but now he seemed to feel the warmth of his mother's body against his and her arms around him.	С тех пор он ни разу об этом не думал, но сейчас живо припомнил теплоту материнского тела и прикосновение ее рук.
Suddenly it seemed to him that his life was a dream, his mother's death, and the life at the vicarage, and these two wretched days at school, and he would awake in the morning and be back again at home.	Вдруг ему почудилось, что все это сон - и смерть матери, и жизнь у дяди, и эти два горьких дня в школе, утром он проснется и очутится снова дома.
His tears dried as he thought of it.	От этой мысли слезы высохли.
He was too unhappy, it must be nothing but a dream, and his mother was alive, and Emma would come up presently and go to bed.	Ему слишком горько, так бывает только во сне, и мама его жива, и Эмма скоро придет и ляжет спать...
He fell asleep.	Он забылся.
But when he awoke next morning it was to the clanging of a bell, and the first thing his eyes saw was the green curtain of his cubicle.	Но наутро его разбудил звон колокола, и, открыв глаза, он увидел зеленую занавеску своей спальни.
XII	ГЛАВА 12
As time went on Philip's deformity ceased to interest.	Время шло, и хромота Филипа перестала вызывать интерес.
It was accepted like one boy's red hair and another's unreasonable corpulence.	Ее уже не замечали, как рыжие волосы другого мальчика или противоестественную тучность третьего.
But meanwhile he had grown horribly sensitive.	Но Филип стал чудовищно мнительным.
He never ran if he could help it, because he knew it made his limp more conspicuous, and he adopted a peculiar walk.	Он по возможности старался не бегать, зная, что тогда его увечье заметнее, и выработал особую походку.
He stood still as much as he could, with his club-foot behind the other, so that it should not attract notice, and he was constantly on the look out for any reference to it.	Он привык стоять неподвижно, пряча уродливую ногу позади здоровой, чтобы не привлекать к ней внимания, и вечно с тревогой ожидал насмешек.
Because he could not join in the games which other boys played, their life remained strange to him; he only interested himself from the outside in their doings; and it seemed to him that there was a barrier between them and him.	Не участвуя в играх других ребят, он был выключен из их жизни. На все, что волновало их, он мог смотреть только со стороны; ему казалось, что между ним и его товарищами - непреодолимая стена.
Sometimes they seemed to think that it was his fault if he could not play football, and he was unable to make them understand.	Иногда им казалось, будто он сам виноват в том, что не играет в футбол, а он не мог им ничего объяснить.
He was left a good deal to himself.	Он часто бывал предоставлен самому себе.