Бремя страстей человеческих

The end would be painless.	Смерть будет безболезненной.
Philip clenched his hands as he thought of the money he wanted so badly.	Филип сжал руки, думая о деньгах, которые нужны ему позарез.
A few more months of that wretched life could matter nothing to the old man, but the few more months meant everything to him: he was getting to the end of his endurance, and when he thought of going back to work in the morning he shuddered with horror.	Зачем старику мучиться еще несколько месяцев, а для Филипа эти несколько месяцев решали все: у него больше не было сил терпеть, и от мысли о том, что завтра нужно выйти на работу, его охватывала дрожь.
His heart beat quickly at the thought which obsessed him, and though he made an effort to put it out of his mind he could not.	Филип старался думать о чем-нибудь другом и не мог; сердце у него отчаянно билось, мысль о пузырьке преследовала его, как наваждение.
It would be so easy, so desperately easy.	Ведь это так просто, до смешного просто.
He had no feeling for the old man, he had never liked him; he had been selfish all his life, selfish to his wife who adored him, indifferent to the boy who had been put in his charge; he was not a cruel man, but a stupid, hard man, eaten up with a small sensuality.	Он не питал к старику никаких чувств; он никогда не любил этого себялюбца за черствое отношение к жене, которая его обожала, к ребенку, которого оставили на его попечение; человек он был незлой, но глупый и бессердечный, жалкий чревоугодник.
It would be easy, desperately easy.	Ах, как это было бы просто, до смешного просто.
Philip did not dare.	Но Филип не решался.
He was afraid of remorse; it would be no good having the money if he regretted all his life what he had done.	Он боялся угрызений совести: что ему эти деньги, если он всю жизнь будет сожалеть о своем поступке?
Though he had told himself so often that regret was futile, there were certain things that came back to him occasionally and worried him.	И хотя он столько раз твердил себе, что сожалеть - дело пустое, кое-что из содеянного им его тревожило.
He wished they were not on his conscience.	Ему бы хотелось, чтобы совесть его была чиста.
His uncle opened his eyes; Philip was glad, for he looked a little more human then.	Дядя открыл глаза. Филип обрадовался, потому что, проснувшись, старик становился чуть больше похож на человека.
He was frankly horrified at the idea that had come to him, it was murder that he was meditating; and he wondered if other people had such thoughts or whether he was abnormal and depraved.	Филип ужаснулся той мысли, которая только что его преследовала: ведь он замышлял убийство; интересно, бывают ли подобные намерения у других или это он один - такой выродок?
He supposed he could not have done it when it came to the point, but there the thought was, constantly recurring: if he held his hand it was from fear.	Если бы дошло до дела, он бы, наверно, дрогнул, но навязчивая мысль твердила ему: если ты не решаешься, то разве только из страха.
His uncle spoke.	Дядя вдруг спросил:
"You're not looking forward to my death, Philip?"	- Ты ведь не ждешь моей смерти, а, Филип?
Philip felt his heart beat against his chest.	Филип почувствовал, как застучало у него сердце.
"Good heavens, no."	- Господи помилуй, конечно, нет!
"That's a good boy.	- Молодец.
I shouldn't like you to do that.	Мне было бы обидно, если бы ты хотел, чтобы я поскорее умер.