В его руке блеснул нож. Крутицын тоже понял, что настала пора действовать – другого такого шанса может и не быть. Быстро зыркнул по сторонам. Никого вроде. Метель, в случае чего, скроет, ненужный шум.
– Только резать пока никого не будем. Вначале допросим. Я пойду один, а ты уже в случае чего действуй по обстоятельствам. Все. Это приказ! – увидев возмущенные Димины глаза, добавил Крутицын.
Немцы тем временем усердно работали ложками, совсем позабыв про осторожность.
В два прыжка Крутицын достиг дороги.
– Эт-то что еще такое? – гаркнул он по-немецки, внезапно вырастая во мраке перед опешившими немцами. – Быстро на землю! Лежать. И без глупостей. У меня в руке граната, в случае чего подорву всех. Я русский разведчик и мне терять нечего!
Подняв над головой лимонку, он ногой отбросил в сторону ближайшую к себе винтовку и крикнул, поворотившись к лесу:
– Хохлатов, ко мне!
Один из «саночников» дернулся было в сторону поручика, но тот был начеку. Немец тут же получил сапогом по физиономии и, повалившись в снег, закрыл лицо руками. Второй испуганно вскрикнул и встал на четвереньки. Но на тропинку уже выскочил Брестский. Схватив прислоненную к термосу винтовку, он мигом передернул затвор и направил ее на лежащих.
– Я же сказал, без глупостей! – повторил Крутицын, наклоняясь за второй. – Встали, руки вверх и бегом к лесу. Живо!
Немцы, испуганно косясь на наставленные на них стволы, поспешили исполнить приказание. Концы шинелек, как увядшие крылья, волочились за ними по снегу.
Поручик остановил пленных на небольшом, скрытом от посторониих глаз, пятачке в нескольких метрах от тропинки. Скомандовал:
– Шинели и каски снять! Положить перед собой. Быстрее!
Немцы, заворожено глядя на него, начали послушно расстегивать негнущимися пальцами пуговицы.
– Кому предназначался обед? – Крутицын кивнул в сторону тропинки, где стыли на морозе раскрытые термоса. Ответил невысокий и плотный солдат. Он уже снял с себя шинель и каску, обнажив при этом замотанную шарфом голову, и теперь стоял перед поручиком навытяжку, обезоруживающе нелепый в этом своем шарфе. Почему-то немец решил, что Крутицын офицер:
– Солдатам, герр офицер. На весь взвод везли…
– Как фамилия командира? Где он сейчас?
– Лейтенант Гюнтер, герр офицер. На позиции, в блиндаже. Отдыхает.
– Кто еще с ним?
– Еще пятеро, герр офицер: фельдфебель, два связиста…
– А остальные солдаты? – нетерпеливо перебил его Крутицын.
– У нас другой блиндаж. Недалеко.
Шальная, безумная мысль в тот же миг мелькнула в голове Крутицына. Вернуться к своим с офицером или простым солдатом? Разные ведь вещи, господа-товарищи, разная ценность, масштаб сведений, так сказать.
Второй немец несколько замешкался с переодеванием: все никак не мог расстегнуть ремешок на каске. Он беспрестанно шмыгал разбитым носом и сплевывал в снег кровавую слюну.
– И чего он, блин, придуряется. Снял бы свой тазик и все! Зачем ремешок-то расстегивать… – не выдержал тут Дима и хотел было двинуть пленного прикладом, как немец вдруг двумя руками сорвал с головы каску и, хрипло выдохнув, впечатал ее в лицо Брестского. В следующее мгновение, он вцепился в Димину винтовку и что есть силы рванул ее на себя. Дима взвыл, мотнул затуманенной головой, но оружия не выпустил и на ногах устоял. Немец тут же отпрыгнул в сторону и, затравленно зыркнув по сторонам, бросился к тропинке, взывая о помощи.
– Стой, гад! – завопил обезумевший от боли и ярости Брестский, нацеливая на него винтовку.
– Не стрелять! Хохлатов, не стрелять! – крикнул Крутицын, а у самого в голове тем временем металось: «Что делать? Что же, собственно, делать? Если не стрелять, то фриц, пожалуй, уйдет и поднимет на ноги всю деревню. Выстрелить?.. Тоже не лучше. Выстрел в тылу почище крика всполошит немцев…» От волнения Крутицын, сам того не замечая, попытался закусить несуществующий ус. «А второй фриц?! Я же совсем забыл о втором… Растяпа!» Но другой немец стоял, на удивление, смирно, лишь испуганно косился то на поручика, то в сторону удирающего товарища.
Положение, спас Брестский. Грязно выругавшись и отшвырнув ружье, он бросился вдогонку. В руке его, заметил Крутицын, блеснул нож.
Дима догнал немца у самой тропы и, повалив в снег, со словами: «Это тебе за наших ребят, падла!», полоснул ножом по горлу.
Когда тяжело дышащий Брестский за ноги приволок убитого обратно и, постанывая от боли, стал прикладывать к носу снег, поручик уже продолжал допрос: времени на лирические отступления не было. Теперь Крутицын хотел знать, как добраться до лейтенантского блиндажа.