Наскоро проверив почту, Александра взяла ключи у охраны и спустилась вниз, в выставочные залы. Включив сначала верхний свет, она прошла за панели и щелкнула выключателем точечного освещения над картинами. округ стало по-праздничному ярко.
Торжественное молчание выставки разбавлял лишь еле слышный гул электричества.
Она взглянула на часы. Через полчаса начнется публичный просмотр, а в 14.00 сегодня состоится долгожданный аукцион «Вайта». Он, как обычно, задаст тон всему рынку. А уж завтра - её день.
На улице было темно и сыро, как будто рассвет сегодня так и не наступил. Дождливый зимний день был странно тихим, словно окна зала выходили не на сквер в центре столицы, а на заброшенный парк старинной усадьбы. Одинокие пешеходы, сутулясь от дождя и ветра, прикрывались зонтиками, семенили в утреннем ненастье, глядя строго под ноги. Те же, кто отважились бы сейчас поднять голову, увидели бы залитые теплым ярким светом окна величественного особняка и одинокий темный силуэт в окне.
Александра обернулась и посмотрела на свою выставку так, словно видела её впервые. Да, конечно, её работы висели не на золотых цепях, а всего лишь на пластиковых шнурах. И рамы у неё были скромные, тонн не весили, ибо её простенькие панели не выдержали бы веса таких мощных обрамлений, как у «Вайта». Но ведь все картины-то здесь были настоящие. Чудесный темно-зеленый виноград с натюрморта Пуни просился в рот, и от золотистых груш на деревянной тарелке слюнки текли. На «Зиме» Кончаловского ребятня в крылатых ушанках похрустывала валеночками по снегу, их салазки с посвистом рассекали свежевыпавшие сугробы. Девочка-блондиночка Маковского, в изящном утреннем платьице, кокетливо дула пухлые губки, грациозно позируя на фоне красного бархата, а крестьяне Зданевича, задрав задницы, бодро вскапывали конструктивистский огород. Работы жили своёй напряженной жизнью в строго отведенном им пространстве. В загадочном мире электрического солнца, заселенного кусочками серых холстин с яркими нашметками красок…
Словно заговоренная дождем и сумраком, Александра впала в полузабытье. Яркий свет становился каждую минуту все ярче, и вот уже лился он огненной сверкающей рекой чистейшего сияния, и на его фоне невероятно выпукло проступали мазки. Краски смешивались, но не сливались, вступали в хоровод, создавая свой неповторимый ритм, и каждое движение кисти, каждый рывок мастихина, казалось, отзывался у неё в душе, словно это её лепили, соскребали и снова наносили, меняли, дорисовывали, прописывали; словно это её сейчас творили в залитом неземным светом зале. Тело её замерло в странном наслаждении, и казалось, оно начинает жить, уже живет по каким-то другим, совершенно иным законам, не подверженным примитивным правилам материального мира.
- Александра, - позвали её издалека.
Ей мучительно не хотелось откликаться.
- Александра, - назойливо повторилось её имя, эхом прокатись по залу, - Александра, с вами все в порядке?
Свет и наслаждение померкли. Она подняла глаза и увидела Джонатана. Он стоял совсем рядом и смотрел на неё с тревогой.
- Макс не приходил? - вместо ответа спросила она.
Её помощник покачал головой.
- И не звонил?
Джонатан отрицательно вздохнул.
Александра обвела глазами выставку. Ни души. Ни одного человека.
- Ты проверял внизу, наши девушки на местах? - По случаю аукциона Александра взяла на временную работу трех девушек-ассистенток.
- Софи и Мария на ресепшене, Шарлотта проверяет заявки на участие в аукционе.
Она тут же оживилась:
- Много пришло?
- Порядочно. - Голос Джонатана при этом должной радости почему-то не выразил.
Она внимательно посмотрела на своёго помощника. «Кажется, моя тревога начинает передаваться по воздуху, надо немедленно прекращать дергаться», - подумалось ей.
Действительно, Джонатан глядел на неё сейчас хмуро. «И у него нервы перед аукционом сдают», - констатировала про себя Александра и решила как-то приободрить парня. Но тут в зале показалась коричневая замшевая куртка Ричарда, её аукциониста.
- Добрый день, - обрадованно пошла она навстречу пожилому маститому англичанину, около тридцати лет проработавшему на аукционе «Филипс».
В мечтах Александра всегда представляла себе, что её аукционист будет необыкновенно высок и импозантен, с этакой аристократической выправкой, царящий над толпой за конторкой с молоточком. Ричард же был коротковат, но этот его недостаток с лихвой компенсировал зычный, хорошо поставленный голос.
В ответ на приветствие Ричард посмотрел на Александру неожиданно неприязненно, подошел к её столу и небрежно шлепнул на него мятую газету. Она удивилась такой фамильярности, но ничего не сказала.
- Как дела? - осведомился англичанин довольно странным тоном.
- Ничего, затишье, - пожала она плечами.
Он криво усмехнулся:
- Ну, буря, я думаю, не заставит себя долго ждать.
Александру начал раздражать этот непонятный полуиздевательский тон.
- После такого… - Ричард кивнул на газету. - Ну, Александра, вы та ещё штучка.
Она уставилась на него в изумлении:
- Вы о чём?