Бриг «Меркурий»

- Ну вот и славно, теперь я знаю, как надо действовать, - миролюбиво произнес он на прощание, прежде чем шустрый охранник распахнул перед ней дверь в морозную ночь. Она начала выбираться из его «майбаха».

Владимир коснулся её руки, словно желая задержать её, но Александра не обернулась.

- Я наведу справки об этом следователе, и мы нанесем ему визит, - проговорил он ей в спину.

Она не ответила. Ей было все равно. Молча выбравшись из машины, пробежала через ярко освещенный вестибюль гостиницы к лифтам и поднялась к себе.

ГЛАВА 20

Москва, июнь 1988

Ей почти не было стыдно. Только ожог на щеке от его взгляда все не остывал. А между тем она уже несколько минут стояла под ударами ледяного душа, подняв лицо к мощным струям…

Шестнадцать лет назад, ранним майским утром, за Андреем захлопнулась дверь - его увели люди, назвавшие себя сотрудниками Комитета госбезопасности. Вместе с её любимым мужчиной они забрали стопку самиздатовских книг, за несколько дней до этого занесенных их общим однокурсником.

А ещё через месяц, прекрасным летним днем, Александра входила в здание на Лубянке по вызову следователя Ольшанского.

Утром того дня она долго выбирала, что надеть, - ей хотелось хоть как-то защитить себя от встречи, заглушить мучительное ощущение наготы, которое не проходило с самого момента задержания Андрея. Даже в тот удушливо-жаркий московский день ей постоянно было холодно и её то и дело пробивала дрожь, потому облачилась она в серую шерстяную юбку и бесформенную фуфайку Андрея с длинными рукавами и под горлышко, болтавшуюся на ней мешком.

Но уже в метро, среди людей в летних маечках, потно-тяжело дышавших, она поняла, что ошиблась. На неё оглядывались как на ненормальную, и она вдруг увидела себя со стороны - скорбной полуобезумевшей от горя старухой.

И от этого осознания себя разлетелось, рассыпалось по грязному полу вагона её мужество, которое она так тщательно, по крупице собирала в долгие часы одиночества в их с Андреем полуподвальной мастерской, спрятавшейся в тени старых лип…

Следователь Ольшанский сидел за заурядным письменным столом и что-то печатал на старенькой пишущей машинке. Этот мерный стук подействовал вдруг на неё успокаивающе. У её бабушки была вот такая же пишущая машинка, и Александра в детстве вытюкивала на ней свои стихотворные опусы. Бросив на Александру беглый взгляд, он стал печатать дальше. Она продолжала стоять.

Кабинет следователя Ольшанского был небольшой, метров пятнадцать, обставленный добротной дубовой мебелью. Кроме письменного стола хозяина помещались в нем шкаф и стул для посетителей, стоящий где-то в полуметре от стола. Над рабочим местом комитетчика висел плохого печатного качества портрет Дзержинского. Шум машин, непрерывно лившийся через открытое окно, наполнял воздух деловитым пчелиным жужжанием. Сам хозяин кабинета был грузным, полноватым брюнетом, в котором сейчас, при свете обыденного июньского дня, не было ничего рокового. Наоборот, казался он, скорее, заурядным вспотевшим канцелярским работником.

Пишущая машинка между тем в очередной раз звякнула, объявив новую строку, и замолчала. Ольшанский встал, подошел к окну, распахнутому настежь, и с громким стуком закрыл светлые дубовые рамы. В кабинете мгновенно стало тихо. Ольшанский между тем вернулся в своё кресло и молча показал ей на место напротив. Александра приблизилась, сесть все ещё не решаясь.

Он отыскал пухлую папку и открыл её.

- Ну что, гражданка Бартеньева, - Ольшанский быстро пробежал глазами какой-то документ, - давайте с вами побеседуем. Садитесь, что же вы стоите. - Он принялся листать какие-то бумаги.

В кабинете повисла тишина. Добродушное до этого лицо Ольшанского мрачнело, и от этого все темнее, казалось, становилось в кабинете. Словно поглощая какую-то неведомую пищу, следователь как будто увеличивался в размерах, заполняя собой все больше и больше пространства. Дышать стало трудно.

Наконец молчание было прервано.

- Ваш сожитель и однокурсник Андрей Ильин арестован по обвинению по статье семьдесят в антисоветской агитации и пропаганде. Данная статья предусматривает до семи лет лишения свободы плюс пять лет ссылки. Ваш сожитель, - он снова сделал упор на этом грязном слове и поднял на неё глаза, - опасный преступник, сознательно совершивший действия, направленные на разрушение государственного строя. Именно так классифицирует его действия Уголовный кодекс.

Александра почувствовала, что воздуха в комнате не осталось совсем. Ольшанский смотрел на неё в упор. И она снова ощутила себя раздавленной под тяжестью его взгляда, как тогда, голая, под старой серой простыней.

Следователь подался вперед, словно усиливая и так нестерпимое давление:

- На допросе Ильин показал, что зачитывал вам вслух выдержки из изъятой у него при обыске антисоветской литературы, в том числе из романа Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». Почему же вы его не пресекли, не потребовали немедленно прекратить эти клеветнические испражнения?

Она глухо молчала.