Он сомкнул руки вокруг Мелинды крепче, подхватывая пальцами отвердевшие соски, и сдавил её. Она снова коротко дернулась, пытаясь дотянуться до комода у изножья кровати и сгрузить на его пыльную столешницу ноутбук и провод, но в тисках Ватсона едва смогла пошевелиться — лишь уперлась спиной ему в грудь, а обнаженной задницей в пах, где за ширинкой Джону стало болезненно тесно. Он сперто выдохнул по инерции этого слабого толчка. Ему вдруг позарез стало необходимым добиться от Холмс повиновения. Почти месяц он сосуществовал с ней на ею установленных правилах: безропотно следовать за ней, куда бы ей не взбрело податься, варить или покупать ей кофе, служить лакмусовым индикатором её гениальности, помалкивать. Но сегодня, послав её к черту — пусть это и породило в нём неожиданный ураган терзаний — Ватсон будто выдернул себя из гипноза. Ему необязательно было быть вежливым и услужливым в страхе обидеть ту, которую мало заботило, обижала или усложняла ли она жизнь ему. От этого расстановка сил решительно менялась, и Джон жаждал этого вдвойне сильнее. Всё это началось из-за Холмс, она — уж кто, если не она, воплощение наблюдательности и дедукции, мастер блистательно точных выводов — отдавала себе отчет в том, что затеяла, но на этом её влияние заканчивалось. И начинали действовать правила Ватсона.
— Отложи это, — прохрипел он, отыскивая под влажными волосами, путающимися вокруг его носа и липнущими к губам, кожу её тонкой шеи. — Отложи. Оно нам не помешает.
Вероятно, это была бы не Мэл, если бы послушалась и сделала так, как велено, а потому Джону пришлось отнять руку от её груди и буквально выбить ноутбук из её цепких пальцев. И когда тот вместе с проводом глухо упали обратно на смятую простыню, он подхватил Холмс под ребра, с силой сжимая её между ладоней, будто проверяя, насколько прочной была её обманчивая внешняя хрупкость, и толкнул на кровать. Мелинда приземлилась на неловкие четвереньки и оторопело оглянулась на Ватсона поверх плеча. Он дико осклабился ей. Это выражение — замешательство, недоверие, сомнение — резко контрастировало с теми минами, которые она обычно натягивала на своё острое лицо и вмещало что-то по-настоящему человеческое. Её губы не были скривленными в косой росчерк сухой насмешки, они были вопросительно приоткрытыми. Сколько раз она успела так оглянуться на него поверх плеча — с презрением, с насмешкой — за время их знакомства, и каждый раз она смотрела на его растерянность и непонимание, но никогда — на него самого. Она считывала с него его биографию, трактовала язык его тела и давала хлесткие задевающие советы, но никогда не рассматривала его по-настоящему. Прежде он был лишь набором подтверждений для её предположений, и только теперь, похоже, она взглянула на него совершенно иначе, будто сбросив ледяную пелену, будто рассмотрев его человеком.
Это раззадорило Ватсона. Он опустил ладонь на её поясницу и надавил, хрипло скомандовав:
— Прогни спину.
Штормом вспыхнувшего возбуждения Ватсона сносило на опасные острые рифы, но он не хотел сопротивляться. Он видел перед собой тонкий светлый силуэт Мелинды Холмс; и то, как послушно и молчаливо она стояла перед ним на четвереньках, отвернувшись и опустив голову, вышибало последние предохранители. Где-то наверху в его ванной в шкафчике над раковиной была упаковка презервативов, но идти за ними Джон не собирался. Осознание небезопасности незащищенного секса металось в спутанных мыслях. Понимание того, что Холмс не гнушалась снимать проституток, и делала это совсем недавно, лишь усугубляло неправильность принятого им решения. Но ему было как-то безумно наплевать.
Кожа Мэл ощущалась наполненной морозным током, тот щипал пальцы и ладони Джона, когда он провел руками по её животу, ногам — к упершимся в матрас коленям, и вверх по внутренней стороне бедер к манящему укромному жару. Он скользнул к половым губам, отыскивая на них вязкую теплую влагу — очевидный и волнующий показатель возбуждения Холмс. Ну хоть что-то по-настоящему человеческое не было ей чуждо. Она едва заметно подалась ему навстречу, немного шире раздвинула ноги, приглашая его. Ватсон тихо зарычал:
— Лучше бы тебе было не дразнить меня, — он отпустил её и торопливо расстегнул пуговицу, дернул вниз молнию ширинки и стянул джинсы вместе с трусами ровно настолько, чтобы высвободить пылающий жаром вожделения член. Джон перевел взгляд с его налившейся твердой силой головки, нацелившейся прямо в запавшую между ягодицами Мелинды тень, на мягкий изгиб её упругой задницы, и добавил сипло: — Я же предупреждал — не нарывайся!