С другой стороны, он обладал некоторыми качествами, совершенно отсутствовавшими у Чатама. Его от природы пылкий и чувствительный характер был подчинен гордому самообладанию. Простота и изящный вкус избавляли Питта-младшего от хвастливости и театральности его отца. Его речи представляются растянутыми «общими местами», но эти недостатки, с их ясностью и здравомыслием, приноравливали их к понятиям средних классов, которые У. Питт считал своей настоящей аудиторией. Любовью к миру, огромной энергией и быстротой в делах, искусством в прениях и знанием финансов он напоминал сэра Роберта Уолполя; но у него были таланты, которыми никогда не обладал Уолполь, и он был свободен от его недостатков. У. Питт не заботился о личной выгоде и был слишком горд, чтобы править посредством подкупа. Его высокое мнение о себе не оставляло места для зависти к подчиненным. Он был великодушным в оценке достоинств молодежи, и собранные им вокруг себя «мальчики», вроде Кэннинга и лорда Уэллесли (Wellesly), отплатили ему за великодушие преданностью, пережившей даже его смерть. К циничному бездействию Уолполя У. Питт не питал никаких симпатий. Его политика с самого начала была руководимой стремлением к широким реформам, и он смело брался за все задачи — финансовые, конституционные, церковные, перед которыми отступал Уолполь.
Но самое главное — он никогда не презирал людей, что было присуще Уолполю. Благороднейшей его чертой была человечность. Его любовь к Англии носила такой же глубокий и личный характер, как и у его отца, но у него не было и следа симпатии к страстям и предрассудкам англичан, которая составляла и силу, и слабость Чатама. Когда Фокс упрекнул его в том, что он забыл ненависть отца к Франции и его веру в то, что она является естественным врагом Англии, У. Питт со свойственным ему благородством ответил: «Предполагать, что один народ может быть неизменно врагом другого, — слабость и ребячество». Настроение эпохи — широта симпатий человека к человеку, особенно отличавшая XVIII век как поворотный пункт в истории человечества, — всюду выдвигало новое поколение государственных людей, вроде Тюрго и Иосифа II; их отличали любовь к человечеству и вера в то, что как благо личности обусловливается благосостоянием общества, к которому она принадлежит, так благополучие отдельных народов зависит от благополучия всего мира. К ним принадлежал и У. Питт, но он далеко превосходил прочих широкими познаниями и практической силой, которую он проявлял при осуществлении своих планов.
Сильнее всего У. Питт был в финансах; он выдвинулся в то время, когда рост богатства Англии сделал знакомство с ним необходимым для великого министра. Развитие нации шло чрезвычайно быстро. Население в течение XVIII века более чем удвоилось; богатство возрастало еще быстрее. Война увеличила государственный долг на 100 миллионов, но бремя его едва чувствовалось. Утрата Америки только активизировала торговлю с ней, и в промышленности началось широкое развитие, которому предстояло превратить Британию во всемирную мастерскую. Хотя при вступлении на престол Георга III Англия уже была первой в ряду торговых государств, но ее промышленная жизнь носила по преимуществу земледельческий характер. В Норфолке, в западном округе Йоркшира и в графствах юго-запада постепенно развивалась шерстяная промышленность; в то же время обработка хлопка почти ограничивалась Манчестером и Болтоном и оставалась настолько незначительной, что в середине XVIII века стоимость вывозимых изделий из него едва достигала пятидесяти тысяч фунтов в год. Так же медленно и постоянно развивались льняная промышленность Белфаста и Денди и шелковая — Спитэлфилда. Способы обработки были слишком грубыми, чтобы допускать широкий рост производства. Строить мастерскую для обработки шерсти можно было только там, где вода могла вращать мельничное колесо. Хлопок обрабатывался пока вручную в хижинах, где женщины сидели с прялками вокруг ручного ткацкого станка. Но даже если бы способы обработки были совершеннее, они не имели бы значения при недостатке дешевых и удобных способов передвижения.