Романтическая прелесть сентябрьского рассвета улыбалась миру, чью красоту уродовали только войны и слухи о войнах. Когда взошло солнце, наша хрупкая барка уже была далеко на середине волшебного озера. Волны, смеясь и плескаясь, нашептывали секреты вселенной, где неведомы злоба, зависть и раздоры. Лишь вдали, на севере, зловеще загрохотали орудия. Мои товарищи были счастливы, они радовались и весело распевали, пока гребли и вычерпывали воду. Но сердцем я оставался в стране, которую покинул, стране скорби, отчаяния и мук; и все же стране контрастов, спящего гения и неисчислимых возможностей; где варварство и святость сосуществуют бок о бок и где единственный заветный закон, ныне грубо попранный, — это неписаный закон человеческой доброты. «Когда-нибудь, — размышлял я, сидя на краю лодки и гребя своей палкой, — этот народ займет подобающее ему место». И я тоже смеялся, слушая шепоток озерной волны.
Глава 14
Заключение
Когда я взялся за перо, чтобы написать заключительную главу этой книги, пришло известие о том, что Россию постигло одно из ее периодических бедствий — голод, и это событие не может не повлиять на страну как в политическом, так и в экономическом смысле. Советские организации не способны справиться с ним. Ведь коммунистический эксперимент полностью устранил стимулы к производительному труду как у рабочих, так и у крестьян, и это его самый заметный результат, а свобода торговли вернулась слишком поздно, чтобы дать какие-то плоды. Сложилось положение, когда Россия ради собственного спасения вынуждена отдаться на милость стран, против которых ее правители объявили беспощадную политическую войну.
Коммунисты попали между молотом и наковальней. Сказать «Россия прежде всего» — значит отказаться от надежд на мировую революцию, поскольку Россию может вернуть к жизни только капиталистическая и буржуазная инициатива. Но и перспектива отказаться от всякой связи с капиталистами и сохранить Россию как цитадель мировой революции никак не позволяет рассчитывать, разве что в крайне маловероятном случае, на успех революционных сил в мире. Ибо пропасть между партией и русским народом или, как недавно выразился Ленин в письме другу во Францию[53]
, «пропасть между правящими и управляемыми», становится все шире. Многие коммунисты проявляют признаки ослабления веры. Буржуазность, как замечает Ленин, все больше «разъедает твердый организм партии». И наконец, что самое ужасное, пролетарии Запада, на которых большевики с самого начала возлагали все свои надежды, ничем не показывают, что готовы исполнить неоднократно делавшееся большевиками предсказание о том, что они восстанут всеми своими миллионами и спасут от гибели единственное подлинно пролетарское правительство.Увы! Есть лишь один способ преодолеть пропасть, отделившую партию от народа. Русские коммунисты должны перестать быть в первую очередь коммунистами, а затем уже русскими, они должны стать русскими и никем иным. Однако ждать этого от Третьего интернационала бессмысленно. Его приверженцы не обладают ни единой долей величия своего хозяина, который, несмотря на все казуистические виляния, продемонстрировал столь редкую для современных политиков способность честно и откровенно признать, что проводимая им политика оказалась всецело ошибочной. Создание Третьего интернационала, возможно, было неизбежным шагом, поскольку оно воплощало в себе основы большевистской веры, но это был роковой шаг. Если нынешние власти хотят претендовать на роль