Восстание началось на большом заводе в Воткинске, где работало более 6 тысяч человек. Несмотря на отсутствие военной организации, рабочие решили силой сопротивляться проникновению большевицко-го террора в их среду. С помощью нескольких молодых инженеров им удалось организоваться в некое подобие военных отрядов. Они с большим умением выбрали стратегические позиции для укреплений и удерживали целый район против непрекращающихся атак противника. Когда большевицкие силы на Урале протянулись к западу от Екатеринбурга на 3 тысячи верст с севера на юг, от Кунгура до Каспия, на этой прямой осталась только одна большая петля, огибавшая район Воткинска. Однако в ноябре 1918 года большевики двинулись вперед, сминая этих доблестных рабочих воинов. Начальник штаба адмирала Колчака, естественно, сделал вывод, что рабочие бросили борьбу и договорились со своим ненавистным врагом.
Такому быстрому продвижению большевиков вперед в значительной степени способствовало дезертирство чешских войск, которые ушли с фронта по решению местного Национального комитета. Генерал Гайда отказался от своего чешского звания, и его назначили командующим правого крыла новой русской армии. Адмирал решил сразу же подвергнуть испытанию свою новую армию, предприняв попытку вернуть утраченную территорию и, если возможно, спасти оставшихся воткинских рабочих. Теперь всем известно, как при температуре минус 60 эти недавно мобилизованные сибирские рекруты воскресили славу русского солдата, отбросив большевиков с их позиций и полностью разгромив их в Перми. Представьте себе удивление генерала Голицына, когда, начав наступление, он обнаружил, что воткинские рабочие еще продолжают удерживать свой район и оказывают существенную помощь своим товарищам и освободителям!
Этот район замечателен своими большими ценными запасами железа и серы, которые кажутся неисчерпаемыми. Один огромный холм хранит в себе около 800 миллиардов тонн почти нетронутых запасов, если не считать работ по разведке, необходимых для их оценки.
Революция в России могла многое изменить, но она едва ли могла сильно повлиять на характер русского народа. Эта железная гора была иллюстрацией той смеси средневековья и модернизации, присущей развитию русской промышленности. Вершину горы венчала православная церковь, и предпринимались отчаянные попытки добиться ее переноса на другое, менее высокое и менее важное место. Мне сообщили, что само это предложение едва не стало фатальным для тех, кто его инициировал, и им с таким трудом удалось ускользнуть, что маловероятно, чтобы подобное предложение решились повторить. Я сделал это с самым невинным видом и вызвал такую бурю, что приемлемым извинением сочли только мое невежество иностранца. Меня спросили: «Вы что, хотите согнать Бога с его места?» И еще одну особенность я замечал повсюду. От Иркутска до Перми не было ни одних мастерских без собственного алтаря со свечами и всем тому подобным, и я не встречал практически ни одного правительственного учреждения или деловой конторы, войдя в которую я не встретил бы смотрящей на меня иконы.
Я побывал на празднике в православной церкви в Перми. Все помещение было заполнено людьми самого разного толка. Я не был просто сторонним наблюдателем, поскольку верю, что там, где человек молится, он взывает к одному и тому же Господу, каким бы именем он его ни называл.
Я смотрел, как эти люди, каждый из которых держал длинную зажженную свечу, стояли несколько часов подряд и крестились, пока священник в роскошном одеянии певучим голосом вел службу, делая какие-то движения руками и взмахи курильницей с благовониями. Ему отвечала группа мужчин с красивыми, хорошо поставленными голосами, а на лицах людей читался духовный голод. Никто не шевелился, если не считать каких-то слов, которые периодически произносились тихим шепотом, впрочем, ничего другого от них и не ждали. Они стояли за оградой, внутри для них не было места. Должен сказать, что такая изоляция паствы совсем не похожа на единение, происходящее во время богослужения в наших церквях, как свободных, так и англиканских. Я смотрел на этих мужчин и женщин и думал о бойне в Петрограде и Москве, о колодцах в Кушве и Тагиле, о безжалостном пренебрежении человеческой жизнью со стороны обеих сторон этой жестокой междоусобицы. Не знаю, удалось ли мне найти хотя бы одну причину. В любом случае я не забуду, что у нас тоже были свои герои, как на воткинских заводах.