Брюс. Дорогами Петра Великого

— Воины! — гремел голос Петра перед полками. — Вот пришёл час, который решит судьбу Отечества! Не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру вручённое, за род свой, за Отечество! А о Петре ведайте, — здесь Михайло Голицын, стоящий перед фронтом своих войск, заметил голос, государя дрогнул, — что ему жизнь его не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе для блага вашего!

— Ура! — крикнул князь Михайло.

— Ура! — дружно поддержали его семёновцы.

А затем нарастающий этот крик прокатился по всем полкам: кричали новгородцы, бутырцы, ростовцы, москвичи. Солдаты кричали весело и дружно, даже не потому, что до них доходили слова Петра (многие, особенно стоявшие во второй линии, удалённой от первой на ружейный выстрел, и не слышали его речи), но уже потому, что видели: сам государь участвует в сражении, и это внушало крепкую веру в неминуемую викторию.

А с другой стороны эти дружные громкие приветствия в свой черёд говорили царю и его генералам, что солдаты в этот решающий час будут стоять стеной, а не побегут зайцами перед шведом, как это случалось с дивизиями Трубецкого и Головина под первой Нарвой.

— Солдаты сегодня сами рвутся в бой, Борис Петрович! — Радостный и оживлённый Пётр подскакал к фельдмаршалу, который в подзорную трубу рассматривал позицию шведов.

— А у Каролуса-то не хватило сил построить полки в две линии, государь! — Борис Петрович опустил подзорную трубу и облегчённо улыбнулся. — Выходит, у шведов пехоты вдвое меньше, чем у нас!

Русские полки были построены в две линии — один батальон в затылок другому. Действительно, Карлу и Рёншильду для того, чтобы сравнять по фронту свою пехоту с русской, пришлось вытянуть свои полки в одну тонкую линию. Только в одном месте два полка шведов стояли друг за другом. И Пётр, в свой черёд осматривая неприятельские полки в подзорную трубу, сразу отметил это исключение из правила.

— Чаю, нацелил швед свой кулак на наш сермяжный полк! — сказал он озабоченно.

— Вот и нарвётся на ветеранов-новгородцев! — весело отозвался присутствовавший Голицын.

— Ветераны-то ветеранами, но ежели навалится швед двойной силою — может здесь и фронт прорвать! — сказал Пётр и решил про себя: «Надобно в баталии самому приглядывать за той атакой».

В этот момент князь Михайло, снова взглянувший в сторону неприятеля, воскликнул:

— Государь, швед в атаку пошёл!

Пётр и Шереметев вскинули свои подзорные трубы и ясно увидели, как заколыхалась и двинулась вперёд синяя волна шведской пехоты. На флангах, сдерживая пока коней, подравнивая фронт с пехотой, шли, поблескивая сталью кирас, шведские рейтары.

Шведы шли ровно, уверенно, и у Бориса Петровича тревожно ёкнуло сердце: у него вдвое больше пехоты, но под первой Нарвой у русских было боле в четыре раза, а всё одно — вышла полная конфузия! Да что Нарва! Ещё и года не минуло, как шведы под Головчино растрепали дивизию Репнина, можно сказать, на глазах всей русской армии!

До пригорка, на котором стоял Борис Петрович со всем штабом, стали долетать звуки флейт и гобоев — музыканты шли впереди шведских полков. А затем ударили барабаны, и под их тревожную дробь гренадеры опустили ружья наперевес, а рейтары выхватили палаши из ножен.

Глядя на приближавшуюся лавину шведских штыков, Борис Петрович с опаской обозрил ряды своего войска: не побег ли кто? Кому-кому, а фельдмаршалу хорошо было видно, что в русской армии каждый второй солдат — недавний рекрут. Не дрогнут, не побегут ли они перед ветеранами Карла, которые за девять лет войны били не только русских, но и датчан, и саксонцев, и поляков, невзирая на их число? Но нет — полки стояли твёрдо.

В этот миг по сигналу Брюса ударили с валов ретраншемента тяжёлые полевые пушки. Их поддержали полковые батареи, стоящие за второй линией русской пехоты. С пригорка и Петру, и фельдмаршалу хорошо было видно, как тяжёлые ядра прорубали целые просеки во вражеских рядах. Но шведы быстро смыкали ряды, выравнивали линию и упрямо шли в атаку под мерную строчку полковых барабанов. Казалось, ничто не может остановить надвигающийся вал пехоты. Пушки Брюса били уже картечью, но шведы прошли и сквозь картечь. Тут коротко и тревожно протрубили кавалерийские горны, и в атаку помчались на флангах железные рейтары.

«Сомнут, ох, сомнут наших!» — это чувство было не у одного Бориса Петровича, но и у командующего центром Аникиты Ивановича Репнина, помнящего Головчинскую конфузию, и у такого опытного воина, как генерал Алларт, не сдержавшего восторга и бросившего своему адъютанту:

— Как идут, черти, как идут!

Действительно, шведская армия действовала как хорошо выверенный часовой механизм, заведённый крепкой пружиной, и ничто, казалось, не в силах было её остановить.