Так и случилось, что в то самое время, когда шведская армия, выполняя королевский манёвр, уклонялась влево, эти две колонны шведов двинулись вправо, всё ещё штурмуя редуты. Когда пять драгунских полков Меншикова и бригада Ренцеля устремились на колонны Рооса и Шлиппенбаха, Боур по приказу Петра стал отрываться от шведов и отводить остальную кавалерию на правый фланг главной русской позиции. Драгуны отходили на полном аллюре, и густая пыль, поднятая десятью-двенадцатью тысячами лошадей, широким шлейфом поднялась к утреннему солнцу.
Командующий рейтарами генерал Крейц, как и рассчитывал Пётр, принял отход Боура за бегство и устремился в погоню. Шведы помчались за русскими, поломав строй, и второе пыльное облако смешалось с первым. Русский ретраншемент весь скрылся в пыльной завесе. Под прикрытием этой завесы Левенгаупт, взяв пять пехотных полков, рассчитывал внезапной атакой вломиться в русской лагерь. Ему удалось подойти вплотную, на сто метров к ретраншементу, но здесь с валов по шведской пехоте ударили картечью тяжёлые русские пушки.
Если Карл, в сущности, был лихой кавалерийской генерал-рубака и кавалерия стояла в его армии на первом месте, то Пётр, равно относясь ко всем видам войск, всё же имел особую любовь к артиллерии. И не потому даже, что воинскую службу он начал простым бомбардиром под Азовом, но в силу природной любви к огненным потехам. Огонь и вода! — вот две стихии Петра Великого.
Так или иначе, при нём бомбардирское искусство достигло самого высокого уровня, и русские пушки били куда лучше шведских. При Петре, помимо тяжёлой осадной, выделилась тяжёлая полевая артиллерия, каждый полк заимел батарею полковых пушек, у драгун появилась конная артиллерия.
Под Полтавой по взмаху шпаги генерал-фельдцейхмейстера Брюса сто пушек в упор расстреляли картечью плотную колонну шведской пехоты.
Гренадеры, не выдержав огня, сломали строй, рассыпались и побежали к Будищенскому лесу. Русская картечь задела и рейтар, те остановили свою погоню и тоже отошли к Будищенскому лесу, где был уже и король со всем своим штабом.
— Молодец, Яков Вилимович, добрая работа! — Пётр на английский манер дружески пожал руку Брюса — расцеловать не решился, всё-таки — потомок шотландских королей, ещё обидится невзначай. Затем повернулся к Шереметеву и приказал: — Выводи, Борис Петрович, пехоту из лагеря — самое время строить войска для генерального сражения.
Если следить за действиями Петра в великой Полтавской битве, то поражаешься, прежде всего, его умению выбрать нужный момент. В срок были построены редуты, вовремя полки Меншикова устремились на отставшие шведские колонны, в спокойный час — когда битва как бы затихла, пока шведы перестраивались на лесной опушке, — была выведена из лагеря пехота и встала в строй.
Под Полтавой свой звёздный час был и у Меншикова. Он сам повёл в атаку пять тысяч драгун, которые смяли остатки конницы Шлиппенбаха и врубились в пехоту Рооса. Под Меншиковым убили третью лошадь, прострелили рубаху, но он, не останавливаясь, гнал шведов до Яковицкого леса. Роос не уступал своему противнику в ярости. Старый генерал сделал, казалось, невозможное: остановил и собрал своих бегущих гренадер на лесной опушке и встретил русских драгун таким жестоким огнём, что треть эскадрона Романа упала с коней.
— Скачи к своему другу Ренцелю, поторопи пехоту! — приказал Меншиков Роману.
Но Ренцель уже и сам был на подходе.
Пять батальонов русских гренадер молча бросились в штыки. И началась яростная резня в Яковицком лесу. Встретились отборные части: шведские и русские, Ренцель сам бился в первом ряду. Роман тоже спешился и сражался рядом со своим старым командиром. Мстили шведским мясникам-гренадерам, переколовшим когда-то штыками русских пленных под Фрауштадтом. И шведы дрогнули под натиском свежего русского войска и ударились в повторное бегство. Роос собрал кучку солдат в шведском редуте, построенном между лесом и королевским лагерем, и на какой-то миг задержал русских.
Эта задержка спасла Мазепу. Увидев русских гренадер, выступающих из леса и выходящий им на подмогу полтавский гарнизон, старый гетман не раздумывал ни минуты. Куда девались его тяжкие хвори? Как молодой, он вскочил на коня и с конвоем, опережая всех беглецов, помчался к Переволочне, не забыв захватить принесённые заранее перемётные сумы с немалой казной.
В отличие от Мазепы граф Пипер до последней минуты не верил в сдачу шведского лагеря. Ведь здесь помимо двух батальонов шведской пехоты, стояло восемь тысяч запорожцев и мазепинцев, хвастливо заверявших короля, что кто-кто, а они-то хорошо знают, як бить клятых москалей. Но, заслышав выстрелы в Яковицком лесу, эта толпа бросилась бежать в степь, где им ведомы были все тропы и потаённые родники. Запорожцы и не подумали умирать за Мазепу и шведского короля. Впереди всех бежал кошевой атаман Костя Гордиенко, чтобы продавать свою саблю и казацкую честь новому хозяину — турецкому султану.