Молниеносный собрал остатки сил в последнем отчаянном рывке. Он извивался всем своим огромным телом, молотя воздух лапами, но зубами ухватить соперников не мог, силы его иссякали, сознание погружалось во мрак. Двое волков неумолимо продолжали свое дело. Их клыки все глубже вонзались в шею Молниеносного, и смерть была уже совсем близка… Но тут рядом раздалось дикое рычание, и вслед за ударом огромного тела у него пропало ощущение парализующей хватки на затылке. Легкие Молниеносного снова наполнились воздухом, к нему вернулись зрение, слух и способность сжать челюсти. Он услышал торжествующее рычание Мистика, расправлявшегося с соперником, которого он оторвал от шеи Молниеносного. Мистик не стал ждать, когда поверженный враг испустит дух, а продолжил драться – его окровавленные клыки как можно глубже вонзались в тело волка, который все еще держал Молниеносного за горло.
Несколько мгновений спустя Молниеносный, шатаясь, поднялся на ноги и увидел, что его единственной компанией были Мистик и последний выживший из семи волков его стаи. Акт возмездия за расправу над стадом овцебыков состоялся: из двух стай, в одной из которых было четырнадцать, а в другой – девять волков, уцелели только эти трое. Мистик тихо проскулил подле Молниеносного, и на этой кровавой арене, вновь соприкоснувшись носами, как во время их первой встречи, оба зверя ощутили, что́ на самом деле для них значит товарищество.
Глава IX
Долгие часы после великой битвы бушевала ужасная и безжалостная в своем гневе буря, поднявшаяся где-то над Ледовитым океаном. Она залетала за край земли, свистела над самым полюсом, трепала берега залива Коронации, изливая всю свою злобу на Бесплодные Земли. Она подхватывала наметенные ветром кучи мелких льдинок, которые здесь выполняли роль снега, и расшвыривала их, словно картечь.
Все живое стремилось укрыться от ярости стихии, ибо противостоять ее разгулу в сорокаградусный мороз означало обречь себя на верную гибель. Эскимосы пережидали бурю, тесно прижавшись друг к другу в своих иглу. Песцы зарывались под наст. Волки сворачивались клубком в местах лежки. Овцебыки и олени сбивались в стада, и даже большие белые совы, несмотря на пышное оперение, искали убежища среди снежных дюн и холмов на безлесных равнинах.
Молниеносный лежал в укрытии из груды покрытых снегом камней, страдая от боли и слабости, вызванных ранами. Тело его было истерзано клыками волчьей орды, а завывания ветра казались ему грозным воем оголодавшей чужой стаи, которая напала на его товарищей. В лихорадочных видениях он снова участвовал в том эпическом сражении. Его зубы слабо щелкали, тело подергивалось, мускулы напрягались. Он почти не слышал бури, которая буйствовала в непроглядной ночи, обрушивая весь свой гнев на северный край.
Мистик лежал рядом. Его желание вернуться в родные леса и болота было по-прежнему сильно. Даже несмотря на бурю, ему хотелось уйти. Он пытался вытащить Молниеносного из забытья, трогал его носом и скулил. Потом встал и выглянул в темноту ночи, не понимая, почему его товарищ не поднимается и не идет с ним. Но Молниеносный оставался глух к жалобным призывам, вырывавшимся из горла Мистика, когда стихал ветер.
В своем одиноком дозоре Мистик провожал уходящие часы. Буря понемногу прекращала свои атаки и завывания. Шум ветра над Бесплодными Землями стихал и наконец превратился в шепот. На небе по одной, по две, а потом целыми россыпями появлялись звезды. Их серебристый свет растворил темноту, и Луна – жемчужина неба – торжествующе озарила своим сиянием все вокруг. Будто празднуя окончание бури, северное сияние вновь явило свое великолепие миру, подобно танцору, что щеголяет в красочных одеждах перед глазами изумленных зрителей. То склоняясь, то распрямляясь меж звезд, изгибаясь и кружась в великолепном волнообразном танце, северное сияние распустило по небу золотые, оранжевые и желтые ленты, словно то расплела блестящие косы могущественная богиня, решившая пококетничать с блистательными хозяевами небесного свода.
Увидев, что мир волшебным образом преображается прямо на глазах, Мистик заскулил настойчивее. Молниеносный ненадолго вынырнул из болезненного забытья, услышал доносившийся будто издалека голос Мистика и хотел ответить, но Мистик не понял и не заметил, как слегка напряглось тело друга, дрогнули его уши и голова, и вышел из укрытия. Он почти ощущал запах родных лесов, и в его мозгу их образ рисовался так отчетливо, что казалось – они совсем рядом, всего лишь за тем звездным горизонтом. В его воображении не существовало миль. Да и сколько бы их ни было: одна, десять, двести… каждая клеточка тела побуждала Мистика покинуть этот край оголодавших волчьих стай ради бескрайних и изобильных лесов и болот, где жили его серые собратья.