Бродяги Севера

С каждым часом вода в реке стремительно и неуклонно прибывала. Ливень принимался идти еще дважды, и к полудню Куаху на два фута затопило водой. Все это сопровождалось оглушительным ревом бурного потока. Под его мощным напором Куаху качался и дрожал, но, как и много лет подряд, продолжал держаться за дно своим загадочным «якорем». С восхищением и пока что без страха Молниеносный и Светлячок наблюдали за этим грандиозным действом. Леса, болота и отмели отдавали реке весь свой плавучий мусор, и он несся по ней чудовищной разномастной кучей, то и дело налетая на Куаху. Гигантский завал сотрясался от ударов, но отбивал натиск мусора, отправляя мелкие древесные обломки дальше в поток.

Снова стемнело, и всю ночь непрестанно шел дождь. Стихия буйствовала все сильнее, поток ревел громче и громче, так что Молниеносный и Светлячок всю ночь не смыкали глаз. Из своего укрытия они смотрели, как беснуется буря, и ждали нового дня. Наконец рассвело, и они вышли на потрепанную поверхность Куаху. Часть его снесло потоком, но массивное основание – квадрат со стороною сто футов – устояло.

На дальний его край река набросала новую кучу лесного мусора, и Светлячок с Молниеносным принялись его исследовать. Уже почти сорок часов они ничего не ели, и голод настойчиво давал о себе знать. Рядом с кучей распласталось пушистое зеленоглазое существо и взирало на них снизу вверх. В этих лесах Молниеносный уже не раз видел рысей, но такой огромной дикой кошки, как та, что спасалась сейчас от наводнения на Куаху, еще не встречал. Вид у Пайсью, рыси, тоже был оголодавший. Она не ела еще дольше, чем они. Молниеносный осторожно обошел ее, угрожающе рыча, но рысь в ответ только приоткрыла пасть, встопорщив усы. Светлячок заскулила и побежала за другом, словно уговаривая его вернуться.

А затем так быстро, что никто не успел пошевельнуться, произошло нечто удивительное. Грохочущий поток вынес на стремнину самый хрупкий предмет из всех, что когда-либо разбивался о гигантский завал: каноэ из березовой коры. В нем сидели мужчина и женщина, крепко прижавшая к себе ребенка. Лицо женщины было мертвенно-белым, особенно по контрасту с густой копной блестящих черных волос, мокрые пряди которых липли к ее лицу и плечам. Если бы лицо ее мужа, Гастона Руже, частично не скрывала борода, то оно казалось бы таким же бескровным. Смерть грозила им каждую минуту с тех пор, как полчаса назад они спаслись на каноэ из затопленной хижины. Тщетно Гастон пытался приблизиться к берегу, самое большее, что ему удавалось сделать, – удерживать лодку носом вперед.

И теперь прямо на их пути высился Куаху.

– Жанна, ma chérie[55], не бойся! – ободряюще прокричал Гастон сидящей перед ним жене. – Вон Куаху, его край под водой, там и проскочим! Держи малютку Жанну покрепче!

Каноэ мчалось к затопленному краю Куаху. От удара лодочка развернулась боком, и женщину, сжимающую в объятиях малышку, выбросило на Куаху. Стремительно, будто у него выросла лишняя пара рук и ног, Гастон Руже перебрался к жене и дочери и отчаянно прижал их к своей груди, а разом полегчавшее каноэ нырнуло в поток, унося с собой запас провизии, ружье и одеяла.

Глядя на уплывающую лодку, Гастон еще крепче сжал в объятиях Жанну и малышку, и тут его поразила ужасная догадка: там, где они оказались, им придется просидеть много дней, а вместе с каноэ уплыли хлеб и мясо, без которых не выжить. Он вскочил на ноги и неожиданно увидел огромную лесную кошку, прижавшуюся к торчащему бревну, а за ней на куче плавника – настороженно застывших Светлячка и Молниеносного. Его рука сама потянулась к единственному оставшемуся у него оружию – ножу на поясе, и леденящая душу тревога отступила, ибо в этих трех существах он увидел то, что считал безвозвратно утерянным, – многодневный запас пищи.

– Слава богу! – воскликнул он, опытным охотничьим взглядом продолжая следить за рысью, собакой и волком. – Какое счастье, что нас выбросило на Куаху, моя милая Жанна, какое счастье!

Глава XV

По прихоти капризной судьбы волнующее приключение за несколько минут обернулось надвигающейся катастрофой. Молниеносный и Светлячок сразу же почувствовали в рыси смертельного врага. Большую же кошку, следящую за ними со своего наблюдательного поста, трясло от желания вцепиться в горло колли.

В основе побуждений всех троих лежал голод. Требовательнее всего он говорил в исхудавшей рыси. Молниеносному же он еще не подсказал, что Пайсью – добыча, которую можно убить и съесть, и все же бесстрашие и не до конца оформившееся желание утолить голод удерживали его на месте, в то время как Светлячок настойчиво звала его обратно. Он готов был сразиться с любым существом из плоти и крови, за исключением человека, а припавшая к бревну Пайсью только и выжидала, когда между ними сократится расстояние. Но это ожидание нарушил человек.