Бродяги Севера

Две или три минуты продолжалась эта невидимая схватка. Страх неожиданно покинул Светлячка – в крови шотландской овчарки запылал воинственный жар. Там дрался ее Молниеносный, и дрался он за нее. Она это чувствовала. Осознание этого подстегнуло ее, и разъяренной фурией она ринулась в гущу схватки. Клыки у нее были короче, но острее, чем у Молниеносного, и, совершив яростный прыжок, она вцепилась ими в бедро дикой кошки. Клыки вонзались все глубже, разрывая плоть. Они снова и снова впивались в тело рыси и рвали его. И в этот час Светлячок спасала Молниеносного от рыси так же, как однажды он спас ее от Вапуска, белого медведя. Ведь Молниеносный дрался в темноте, да еще с таким противником, чьи уловки были ему незнакомы. Бока его были разодраны в кровь, но благодаря Светлячку он смог добраться до глотки рыси, и через пару минут Пайсью была мертва.

В темноте к ним уже спешил Гастон с дубиной, и, оставив тело растерзанного врага, Молниеносный со Светлячком ускользнули на дальний конец Куаху, где Светлячок долго зализывала раны своего верного друга мягким розовым языком.

С наступлением дня женщина с блестящими волосами подошла к ним и бросила обрезки сырого мяса, к которым притронулась только Светлячок. Мужчина же, неистово крестясь, поклялся, что больше ни за что не причинит вреда этим животным, подарившим им жизнь на Куаху, ибо не иначе как сам Господь послал их на помощь.

На второй день Молниеносный съел немного мяса, которого касалась рука человека, и еще три дня мясо рыси равномерно делилось между людьми и животными. На седьмой день Светлячок и Молниеносный поплыли к берегу, а мужчина и женщина смотрели им вслед. Гастон прошептал, что завтра они тоже переберутся на берег, а глаза Жанны светились нежностью, и в них стояли слезы.

Глава XVI

Трезор был предан одному хозяину, а тот, в свою очередь, любил только одну собаку – Трезора. Хозяина этого звали Гастон Руже. Жанна с блестящими черными волосами была для Трезора хозяйкой, а малышка Жанна, которая переживала чудесное четвертое лето своей жизни, – божеством, к чьим маленьким ножкам он склонялся с благоговейным трепетом. После великого весеннего разлива в новой хижине, которую Гастон срубил в диком лесу к востоку от Большого Невольничьего озера, наступило время радости и одновременно – печали. Трезора нельзя было взять с собой в каноэ, когда они спасались из затопленного дома, и хозяева думали, что пес утонул. Но Трезор так просто не сдавался, и едва была построена новая хижина, как однажды он услышал звон хозяйского топора и вернулся, оголодавший, но радостный.

Трезор, в котором текла в основном кровь мастифов, был настоящим гигантом. Пять лет назад, в начале зимы, Гастон с Жанной покинули охваченный чумой край и отправились на север в поисках новых охотничьих угодий, и именно Трезор вез их сани со всем скарбом. И в черные дни, и в светлые, и когда в сердцах Жанны и Гастона вспыхивала надежда, и когда угасала, великолепное тело Трезора ни разу не подвело, и как преданный раб он помог им достичь конечной цели путешествия – реки Рочер. И в расцвете первой встреченной там весны родилась малышка Жанна.

Именно эта преданность хозяину, хозяйке и их малышке-дочери отличала Трезора от всех других собак в этих лесах. Дикий край не ожесточил его сердце. Он убивал, но не ради удовольствия. Не убегал с волками и не покидал хозяев в брачный сезон, что казалось Гастону Руже чудом. Именно в эти дни Трезором овладевало неизбывное одиночество, а в душе разливалась тоска по несуществующей подруге и по радостям супружества.

Гастон тогда гладил его по голове и мягко выговаривал ему по-английски с колоритным акцентом:

– Что, монреальский ты пес, Трезор?! Монреаль чертовски далеко! Все мечтаешь о монреальский подруга, а он не приходить? Tonnere![56] Ты волька слушай. Он воет. Зовьет. Приди, мол, жену искать, детишек заводить. Ох, Монреаль-то далеко. Так что иди, но вернись, будь хороший пес, Трезор. Давай. До свиданья, только вернись смотри. Все пес делают так. Нет собака – иди к волькам. – И он мягко похлопывал Трезора по спине, как похлопал бы приятеля-мужчину, и ухмылялся, представляя, что сказала бы его темноволосая Жанна, услышь она этот ужасный совет.

Но Трезор никуда не шел.

– Чертовски ты привередливый собак, – доверительно сообщал ему Гастон, для пущего эффекта используя самое длинное английское слово, какое только знал. – Вольк-скво – она просто большой собак, дуралей ты этакий!

А чуть позже этот «двуличный» Гастон Руже на другом языке говорил своей милой жене:

– Ну надо же, каков наш Трезор, ma chérie! Вот как я его выдрессировал – даже в брачный сезон не убегает к волкам или к бродячим шавкам Ле Дюка за кедровники.

И Жанна обнимала большую Трезорову голову и грезила о бескрайних лесах на юге, где были дома, и люди, и друзья. Она была счастлива, что у нее есть Гастон и малышка Жанна, но все равно порой ей становилось одиноко.