Бродяги Севера

А потом в одну из ночей, когда на небе мерцали мириады звезд и светила огромная луна, откуда-то издалека до ушей Трезора донесся слабый звук, который он прежде не слыхал в этой глуши. То было не мяуканье рыси и не вопль гагары. И даже не рев лося, и не вой волка или эскимосской лайки. Это был звук, о котором Трезор столько мечтал и которого он так долго ждал. То был лай обычной собаки!

С вершины горного кряжа, примерно в миле от хижины, Светлячок лаяла на лося, идущего сквозь золотисто-желтую дымку в долине внизу. Рядом со Светлячком стоял Молниеносный. Несмотря на все приключения, пережитые с тех пор, как Светлячок покинула корабль с людьми и собаками, она так и не перестала лаять на диких лесных существ, даже когда не была голодна и не охотилась. Для Молниеносного же ее лай был чем-то вроде редкостной и прекрасной мелодии. Эта «музыка» всякий раз волновала его, унося во времена далеких предков, что жили на псарнях, ко всему тому, что являлось ему лишь в мечтах – мечтах, становившихся все более реальными с каждой неделей и с каждым месяцем, проведенными в этом лесном краю.

Он больше не был волком-убийцей. Он упал с достигнутых им прежде огромных высот, но вместе с этим падением к нему пришло счастье. Он подчинялся там, где прежде командовал, кроме тех случаев, когда речь шла о жизни и смерти. Подобно огромному детине, который бежит к возлюбленной по одному мановению ее изящного пальчика, Молниеносный сделался рабом Светлячка.

Но то было упоительное рабство. Когда они выслеживали добычу, гонимые голодом, Светлячок мягко труси`ла подле Молниеносного или чуть позади, следя за каждым его движением. А когда гремел гром и сверкала молния, она подползала к нему поближе и утыкалась носом ему в шею. Если она хотела спать, то ложилась рядом с ним, зная, что она под надежной защитой. Но если опасность грозила самому Молниеносному, как в ту ночь, когда он сражался с огромной рысью, Светлячок забывала про свою утонченность и отбрасывала всякий страх. Это она убила Пайсью много недель назад, и только сегодня эти же молочно-белые клыки куснули Молниеносного, потому что она последовала за ним в кусты, а там ее цапнул за нос древесный жук.

В этот вечер Светлячок облюбовала для отдыха крохотное плато на вершине кряжа, и Молниеносный был всем доволен. Он мог бы преодолеть это плато за дюжину прыжков. Это был пятачок размером не более пятидесяти-шестидесяти квадратных футов, густо поросший пышной травой благодаря ключу, который бил из недр горы. Они часто приходили к этому ключу – здесь приятно было полежать после жаркого дня.

Но до этого вечера Светлячок ни на кого не лаяла отсюда. Они не заходили дальше этой горы и ничего не знали про новую хижину Гастона Руже – еще не учуяли дымка из ее трубы, а в округе им не попадалось человеческих следов, потому что этим летом Гастон не отлучался далеко от хижины. Этот райский уголок принадлежал только им двоим. И хотя в жилах Светлячка не было ни капли волчьей крови, она была счастлива в этом краю. Она любила охотиться. Любила мчаться рядом со своим супругом, рожденным на диких просторах. Она полюбила прохладу лесов, глубокие болота, озера, скрытые в лесной глуши, и извилистые речушки. Лось уже скрылся из виду, а она продолжала лаять, просто радуясь жизни, и знание того, что это – его подруга, а мир вокруг прекрасен, согревало Молниеносному сердце и вызывало ликование в его душе.

Трезор пошел на этот восторженный лай. Брачный сезон кончился, но этот факт не уменьшил радостного волнения, от которого забурлила кровь мастифа. Как же давно он ждал этого и мечтал об этом! Да он бы ответил на принесенный ветром зов хоть зимой, хоть летом. Он ринулся в лесную чащу. Если бы его сейчас позвали хозяева, Трезор бы остался глух к их приказам. Остановился он только у подножия горы. Напрасно он прислушивался, напрасно в его глотке рождался ответный призыв. Светлячок больше не лаяла на залитую лунным светом равнину. Трезор медленно поднимался в гору, нюхая воздух в надежде хотя бы почуять то, к чему он стремился. По этой же тропе дважды в день на гору взбирался Кэк, жирный дикобраз, чтобы напиться из источника, который щедро орошал зеленую лужайку на вершине.

Светлячок первым почуяла приближение Трезора. Она подошла к дальнему краю лужайки, где заканчивалась тропа дикобраза, оставив Молниеносного отдыхать на краю плато. Ветер дул в спину, но у подножия горы закручивался в восходящий поток, и эта отраженная струя воздуха принесла с собой запах Трезора, который был недоступен для чутья Молниеносного с его места, но достиг ноздрей его подруги. И в это волнующее мгновение она уловила разницу. То был не волчий запах, а запах ее отца, матери и маленьких братьев и сестер, с которыми она резвилась в далекие дни детства.

Она задрожала так, как задрожала бы, если бы по окутанному туманом склону сейчас поднимался хозяин, который остался лежать под каменным надгробием далеко на севере.