Бродяги Севера

Всего этого Светлячок не могла объяснить Молниеносному. Она всем сердцем поняла и приняла его дикий нрав, но нипочем бы не смогла заманить зверя, в котором текла волчья кровь, на порог человеческого жилья. А если бы Молниеносный мог до конца понять смысл и значение ее дружбы с Трезором, то она не озадачивала бы его более. Светлячок держала мастифа на расстоянии. Никогда не прыгала вокруг него с лаем, как во время игры с Молниеносным. Когда же все трое ложились отдыхать, она всегда сворачивалась клубочком под боком Молниеносного. Трезор тоже держался на почтительном расстоянии. Дважды Светлячок давала ему понять, что не стоит ожидать большего. Дважды ее молочно-белые зубы впивались ему в загривок, и мастиф твердо усвоил, что она принадлежит Молниеносному.

Через неделю после первого визита Светлячка к хижине Молниеносный глубоко занозил колючкой лапу. Пару дней он хромал, а затем нашел прохладное тенистое место у воды и залег там, страдая от мучительной боли. Лапа распухла так, что стала вдвое толще прежнего, в крови бушевал лихорадочный жар. В первый день болезни Светлячок оставалась подле него – вылизывала больную лапу и смотрела на него своими сияющими глазами. Потом явился Трезор и какое-то время лежал в тени рядом с ними. Когда он ушел домой, Светлячок не проявила желания его сопровождать. На второй день она отправилась с ним и вернулась через полчаса. Но в ту ночь при лунном свете с ней охотился Трезор, а не Молниеносный.

На четвертый день болезни Молниеносный проснулся днем. Светлячка не было. Он с трудом поднялся на ноги, поскулил, зовя ее, и похромал к воде. Он жадно лакал воду горячим языком и постоял в воде, прислушиваясь. Потом снова лег и заскулил от одиночества и горя. Однако даже тогда у него не появилось желания посчитаться с Трезором. Прошел еще час, и вдруг он настороженно вытянул шею, услышав поступь чьих-то мягких лап. Спустя мгновение перед ним возник Трезор.

В глазах двух огромных зверей читался один и тот же вопрос: где Светлячок? Молниеносный заглянул за спину Трезору, а тот нюхал воздух и ждал, не появится ли Светлячок и не подаст ли голос. Прошло, наверное, не более минуты, и наконец оба поняли: Светлячок не уходила с Трезором и не оставалась с Молниеносным. Молниеносный вопросительно заскулил, Трезор ответил ему тем же. Он принялся обнюхивать заросли кустарника, но там было так много следов Светлячка, что найти самые свежие не представлялось возможным. Трезор вернулся к Молниеносному, вытянулся рядом с ним во всю свою огромную длину, и полчаса они оба лежали, замерев в ожидании.

Потом Трезор снова встал и, проскулив что-то на прощание, потрусил через лес в сторону хижины.

За милю от них, в кустах у северного рукава реки Рочер, притаилась Светлячок; ее глаза сверкали от возбуждения. Не далее пятидесяти футов от нее тлел костер. Час назад к берегу на каноэ причалил Миа – индеец из племени догриб[57], развел костер и принялся жарить рыбу. С ним было какое-то существо, которое пыталось украсть кусок рыбы и было избито индейцем до полусмерти. Светлячок слышала вой этого существа, а спустя некоторое время оно сбежало в кусты, и тогда-то Светлячок впервые увидела Нарциссу.

Именем своим эта собака была обязана белому человеку, а индеец изменил его на более привычное ему по звучанию Вэпс. Внешность она имела если не самую неприглядную, то далеко не самую красивую, но от этого хозяин любил ее ничуть не меньше и даже нарек Нарциссой. Это был эрдельтерьер, размером чуть ли не вполовину меньше Светлячка. Шерсть ее цвета застарелой ржавчины походила на проволоку. Поджарая и угловатая собака с несуразно большой головой выглядела как нескладный щенок, хотя ей было уже больше двух лет. Жесткая шерсть на передней части морды торчала, подобно иглам дикобраза, и сквозь эту «ворсовую щетку» живые маленькие глазки настороженно косились на спящего индейца и оглядывали окрестности. Год назад ее украли у хозяина, и совсем недавно она попала в руки Миа. Тот ее ненавидел. Сегодня он побил ее сильнее обычного, а потом съел рыбу и предался полуденному сну.

После того как индеец уснул, Светлячок долго сидела неподвижно. В голове ее формировался некий план действий. Она пыталась сложить два и два, а ветер, доносивший запахи бивака, пробуждал в ней непреодолимое желание привлечь к себе внимание странной собаки. Так что неожиданно Вэпс увидела около себя шотландскую овчарку, виляющую хвостом, – знак, понятный каждой собаке в мире. Еще через две минуты они уже обнюхивали друг друга, а закрученный кренделем хвост эрделя весело плясал в воздухе.

Светлячку не составило труда сделать так, чтобы ее поняли. Ее вид, казалось, говорил: «Идем, я покажу тебе кое-что интересное». И Вэпс, чьи бока болели от недавней трепки, последовала за ней без колебаний.

Через час выглянувшая во двор Жанна Руже увидела нечто, заставившее ее тихонько подозвать к себе Гастона, который мастерил снегоступы для предстоящей зимы. Тот вышел на порог и тут же подавил возглас изумления. К хижине пришли три собаки, но Молниеносного среди них не было.