Бронте

Обгоняя их, бежит Хранитель, желтовато-коричневатый бульдог. Несколько лет назад его подарили Эмили на день рождения. Он всегда сопровождает свою требовательную хозяйку. По угрюмой морде бульдога не скажешь, что он может быть терпеливым и, тем более, кроток. В отношении Эмили и её родных это так. Но стоит кому-нибудь из чужих ударить его кнутом или палкой, в нём просыпается зверь. Хранитель с рычанием, похожим на сдавленный свист молниеносно бросается на обидчика, стараясь его ухватить за горло, и не отпускает того, пока его хозяйка не прикажет.

Шарлотта вспомнила случай с Хранителем и Эмили, который произошёл ещё до её отъезда в Брюссель.

Осенняя пора позолотила листву, которая сыпалась в изобилии от неустанных порывов ветра. Солнце скрылось за холмами, окрасив небо в окнах в розово-оранжевые тона. В пасторате всё сверкало чистотой, ярой сторонницей которой была Эмили.

На кухню, где Шарлотта и Эмили чистили овощи, вошла Табби и торжествующим тоном, в котором чувствовались и нотки страха, она сообщила, обращаясь к Эмили:

— Милая, ваш четвероногий друг сейчас блаженствует на кровати Брануэлла.

Табби хотела проучить пронырливого пса, который любил поваляться в кроватях хозяев, забираясь потихоньку на второй этаж в любую комнату, не запертую на ключ. И в то же время старая служанка боялась рассердить молодую хозяйку, зная её жесткость в отстаивании своих принципов.

Осквернение чистой постели собакой Эмили допустить не могла. Услышав слова Табби о прегрешении Хранителя, она загорелась праведным, по её мнению, гневом. Она даже побледнела от возмущения. Злобно сжала губы и с застывшим лицом вышла из кухни, быстро и уверенно зашагала по ступеням лестницы.

Почти в центре белого покрывала лежал пёс и сладко спал на левом боку, вытянутое его тело нежилось в истоме, лапы во сне чуть вздрагивали.

Шарлотта и Табби поднялись вслед и замерли в проходе, где сгустились тени. Шарлотта, которая всегда жалела всех бессловесных созданий, затихла от сострадания к псу, который сейчас поплатиться за свою беспечность.

Эмили схватила за загривок пса, тот, бедный спросонья растерялся, жалобно взвизгнул. Эмили обхватила его за шею и потащила вон из комнаты вниз. Сильный и свирепый пёс поскуливая поддался хрупкой, но уверенной в своей правоте Эмили, которая неустанно тащила нарушителя чистоты на его место, а он лишь упирался задними лапами и с трудом, нехотя передвигал передними. Девушка хотела отвадить его от этой скверной привычки. Эмили сжала кулак и изо всей силы ударила ему между глаз. Бедный пёс жалобно заскулил и забился в угол. Потом у бедняги морда распухла, и заплыли глаза. Всё-таки и Эмили тоже стало жалко пса, и она принялась за ним ухаживать. Впоследствии пёс так привязался к ней, что признал в ней главного в семье и был предан ей до конца её дней.

Шарлотта дома, куда она всегда стремилась, когда жила вне его. Но почему же ей так тоскливо, почему родные стены не радуют, как раньше? Отчего иногда присутствие близких тяготит, и она ищет повода побыть одной? Порой ей хочется поговорить, поделиться своими мыслями, размышлениями о женской доле, о превратностях, которые выпадают в столь непредсказуемой жизни. С тем, что её мучает, отцу не расскажешь и с Эмили, почему-то не тянет. Табби, старая и верная, она много видела, она поймёт. Но посекретничать в доме с ней не выходит, пока глуховатая служанка услышит, всем обитателям станет известно. И Шарлотта гуляет по протоптанным тропинкам торфяников вместе с Табби, поверяя ей терзания души.

Однообразные, бессобытийные будни будят память прошлого. Она скучает по Брюсселю, по его старинным улочкам и великолепным зданиям. Но разве только архитектурные красоты заставляют её тосковать по Брюсселю? Хотя бы себе она может позволить признаться, что ей не хватает присутствия мистера Эжера. Ей так хочется услышать его голос, пусть даже раздражённый, когда он журил её за незначительные, на её взгляд, промахи. Но, когда он был доволен, нежнейшая музыка слетала с его уст, мелодия которой незабываема и звучит всегда в её сердце. А глаза! Их взгляд пронизывал и пригвождал, когда он был сердит. Иногда они могли быть лукавыми и приводили её в растерянность, а иногда озорными и заражали неуёмной весёлостью. В некоторых случаях глаза учителя выражали мечтательную непроницаемость и неизъяснимо лучились. Смотреть в них для Шарлотты было невыразимой радостью. А его ум, мощный, аналитический! Он так много знает и понимает! Как ей не хватает его советов! Так много хочется рассказать ему!

Шарлотта мечется, домашние дела не помогают его забыть, ей нет покоя. И тогда она ему пишет, рассказывает ему о своём житье. Она ждёт, ждёт с нетерпением ответов и снова пишет, и снова ждёт… Ответа нет.

Шарлотта понимает надо что-то делать, надо занять себя работой! Для чего же она ездила в Брюссель? Чтобы повысить квалификацию и потом открыть школу. Так надо этим и заняться. Она посылает письма знакомым дамам с просьбой прислать к ней своих дочерей для обучения в пансионе, который разместиться в пасторате. И опять ждёт ответы.