— О, мистер не позволяйте детям болеть, это так тяжело. Пусть малышка держит ножки в тепле, поите её отваром шиповника, а горло надо полоскать настойкой вереска.
— Спасибо, мисс, Вы так добры.
— И Вам спасибо за хлопоты. Люди должны помогать друг другу, верно, мистер?
— Да, мисс, Вы правы.
Когда сёстры распрощались, продавец зашёл к жене на кухню рассказать о покупателях, которых высоко ценил.
— эти Бронте удивительны, Марта. Они не похожи на других девиц, которые обычно говорливы, суетливы, насмешливы и надменны. А эти со мной, рабочим необразованным человеком говорят, как с равным, а ведь, они учились в пансионе, даже жили за границей, знают другие языки, как мы с тобой свой родной!
— Значит, не зря ты для них стараешься, всегда спешишь запастись бумагой, — ответила жена. — И на что она им?
— Я думаю, они пишут для журналов.
— Такие умные девицы и такие скромные! Это редкость, муженёк.
— И добрые, дорогая. Всегда интересуются здоровьем детей и твоим. И такие тихие, и так нежно обращаются, что невольно им хочется помочь.
— Что же добрым людям не помочь — грех.
На Новый Год вся семья была в сборе. Сёстры всегда старались в доме поддерживать порядок и чистоту, тем не менее, перед приездом дорогих гостей к Рождеству была проведена генеральная уборка. Шарлотта навела блеск в комнатах, постирала и погладила все шторы и занавеси. Эмили напекла вкусных пирожков и большой смачный пудинг. Табби приготовила ароматную, аппетитную индейку.
Родные, конечно же, соскучились по Брануэллу и Энн, но радость их была омрачена тем, что они не знали, как себя поведёт своенравный юноша. Энн, как обычно, уравновешенная радовала и отца, и сестёр, и Табби, которым приятно было побеседовать с ней после разлуки. Брануэлл на сей раз, вёл себя потише, но по-прежнему странновато, то он мечтательно молчалив, то чрезмерно возбуждён и резок, то нервозен и нетерпелив. Подолгу засиживался со своими дружками и возвращался за полночь во хмелю.
Патрик Бронте плохо видел, но запахи пива или виски чувствовал и слышал заплетающуюся речь Брануэлла, само собой разумеется, что ему не по душе было пристрастие его сына к спиртному. Но слова отца вызывали лишь раздражение у сына и не доходили до его сознания. Душевная боль Патрика Бронте усилилась, он уже стал разочаровываться в сыне.
Шарлотта и Эмили, каждая на свой манер пытались урезонить брата, но в ответ слышали грубо высказанное желание, чтобы не вмешивались в его жизнь, или шутливое пренебрежение их опасениями. Энн, которая работала с ним, не могла объяснить родным причин, повлиявших угнетающим образом на характер Брануэлла. Она говорила, что у Робинсонов он обычно пребывает в хорошем, а то и в приподнятом настроении. В саду или в доме он обычно рассказывает что-нибудь хозяйке. И всегда Брануэлл отзывается о ней очень хорошо. Они почти постоянно беседуют, порой уединяясь, а дети остаются на её попечении. Конечно же, она рада, что брат доволен местом и может иногда присмотреть за его подопечными, но это случается частенько, а ей трудно обуздать непоседливых мальчишек, и к тому же она хочет, чтобы хоть немного времени оставалось на размышления, а также на её любимое занятие — сочинять стихи.
Родные были омрачены необъяснимым поведением Брануэлла, но что они могли поделать? Патрик Бронте винил себя, как он, отец чего-то не учёл, упустил, что его мальчик, гордость всей семьи теперь тревожит их своим безалаберным поведением, странным упрямством и отсутствием твёрдости в преодолении испытаний, которые пришлось ему испытать. У старика стало стремительно падать зрение. Ежедневно ему читает Шарлотта. Она скрывает ото всех, что опасается и за свои глаза, и старается их беречь, пишет мало, но приходиться шить и вязать. Шарлотта подавлена, тому причин не мало: болезнь отца, ухудшающееся её самочувствие, побаливает печень, да ещё изнуряющая слабость, отъезд подруги Мэри в Австралию и странное поведение Брануэлла. Она постоянно думает о них и плачет, плачет, уткнувшись лицом в подушку или, закрыв рот платком, чтобы никто не услышал и не может заснуть. Бессонница лишает покоя и сил.
Эмили стала ещё менее разговорчива и более угрюма, чаще уединяется, ей также, как и Шарлотте жаль дорогого папу, который теперь частенько сидит с грустным лицом в кресле и смотрит куда-то мимо почти невидящими глазами; жаль любимого брата, она всегда им восхищалась и верила в него. Она прощает ему всё и считает, что он, видимо, думает, что здесь его не могут понять, и знала по себе, как нелегко открыть свою душу даже близким и родным людям и чем больше сомневаешься в их понимании и чем больше скрываешь, тем больше отдаляешься от них и тем труднее объясниться с ними и прийти к согласию.