Бронте

Мистеру Эжеру она больше не шлёт послания, она их складывает в потайную коробку. Потребность общаться с ним всё ещё сильна.

Летом на каникулы приехали Энн и Брануэлл. Энн побыла несколько дней и вместе с семейством Робинсонов отправилась в Скарборо присматривать за детьми, пока их отец будет принимать лечебные процедуры, а мать поддерживать светские знакомства.

Миссис Робинсон очень хорошо проводила время: беседы с дамами о новых направлениях моды, обсуждение новостей из Лондона, сплетни света, а также комплименты мужчин, их томные и многозначительные взгляды, ни к чему не обязывающий флирт. Она была довольна собой, своей жизнью, что отражалось на её внешности благоприятно и располагало к ней. Милый юноша, которого она отправила в Хауорт на время, был полностью в её власти и не вызывал ревности, она была уверенна, что «её мальчик» не соблазниться ни на одну молоденькую, но глупую курицу. Миссис Робинсон хотелось новых впечатлений, а разлука внесёт свежую струю в его безграничную и страстную преданность.

Отпуск Брануэлла не радовал. Он хотел быть рядом с ней, только тогда ему было хорошо. Никто ему не нужен. Только она, которая заменила ему мать, жену, любовницу, желанна и обожаема им. Он был уверен, что она его понимает, как никто, даже отец и сёстры, которые для него были самыми дорогими людьми на свете теперь поблёкли в сознании Брануэлла, где выситься огромный образ возлюбленной, затмивший всех. Она будто гигантская, хотя и прекрасная пиявка, которая присосалась к его душе и без неё он уже не представляет своего существования. Теперь, когда она вдали от него, ему пусто и тоскливо. И ещё ревность, мучительная, всепоглощающая. Мужа в расчёт он не брал, но опасался поклонников, ведь она такая привлекательная… Он знал, как она темпераментна. Иногда она присылала ему короткие письма, в которых больше говорилось о детях, но какое ликование они вызывали в душе Брануэлла, измученной ревностью и тоской. Его не забыли, его помнят, его любят — читал он между строк.

И снова, как в прошлый приезд родные недоумевали, поведение Брануэлла всех озадачивало. Казалось, ничего не могло спровоцировать его раздражения, которое порой перерастало в ярость, и он казался одержимым. Изредка беспричинная его весёлость ставила их в тупик. Ни на какие расспросы ничего вразумительного он ответить не мог. Вместо объяснений становился ещё нервозней и невыносимей. Родные не знали, чем ему угодить.

Табби, как-то в одной из задушевных бесед с Шарлоттой высказала предположение, что уж не женщина ли виновата в том, что молодой хозяин так безумствует. Шарлотта отвергла эту догадку, потому что, по словам Энн там не было столь молодой и привлекательной особы, которая могла бы вскружить ему голову. Хотя Шарлотта не согласилась с Табби, но её мысль запала. «Не мог же он увлечься своей хозяйкой, она старше него и годиться ему в матери…», — и вдруг она вспомнила мистера Эжера. — «Нет, не может быть, чтобы и Брануэлл…»

Минуло лето, прошли сентябрь, за ним — октябрь. Никто не прислал детей, школа не состоялась. Обитателей пастората печалило, что их мечта не осуществляется, они понимали, что пасторат, окружённый могилами не такое уж привлекательное место, чтобы матери захотели привести своих дорогих чад сюда.

Литературное творчество стало единственной отрадой для сестёр, они писали стихи. Эмили ревностно оберегала свои творения от посторонних глаз и даже не показывала их родным. Шарлотта не настаивала, уже то, что у Эмили улучшается настроение, когда она погружается в свои грёзы и попытки запечатлеть мир видений отражается удовлетворением на её лице, было для неё счастьем.

Сёстры тратили много бумаги, хотя и старались экономить. Листки покрывались бесчисленным количеством слов, написанных микроскопическим почерком. Рашьше Бронте ходили за писчей бумагой в Кейли, но недавно открылась лавка в Хауорте и сёстры частенько наведывались туда.

— Мистер, мы можем приобрести у Вас бумагу? — спросила, как обычно Шарлотта продавца своим тихим голоском.

— Конечно, мисс, у меня есть полстопы.

— Мы всю забирать не будем, вдруг кому-то ещё понадобиться.

— Возьмём, пока четверть стопы, как думаешь, сестрица? — предложила Эмили.

— Пожалуй, — кивнула Шарлотта и продолжила, обращаясь к продавцу, который заворачивал отсчитанные листки, — Спасибо большое, мистер. Вы всегда нас выручаете. Когда бы мы ни пришли у вас есть то, что нам нужно.

— Мисс, я стараюсь. Вчера у меня купили последние листы бумаги, и я сегодня на рассвете отправился в Галифакс за следующей партией.

— О, мистер, это же десять миль!

— Что поделаешь, мисс. Много закупать я не могу, капитал мой мал, но и покупателей без товара оставить не хочу. Когда у меня в лавке заканчивается писчая бумага, я всегда боюсь, что вы придёте, и вам не достанется, а мне очень не хочется вас огорчать.

— Спасибо, мистер за Вашу заботу, — сказала Шарлотта, затем добавила. — Как поживает Ваша жена?

— Хорошо, мисс.

— А дети?

— Младшенькая простудилась, горло болит.