Он знал, что Руслан говорил о Вавилонской башне, библейском сооружении, которое почти касалось небес. По версии западных ученых, произошло рассеивание обломков такого сооружения, которое случилось благодаря путанице в языках, замедлив ее возведение, и в результате Творение вошло в мир. И где падали обломки, расцветало Творение.
Но это только с одной точки зрения, как говаривал Энрике. И точка зрения эта была основной, просто потому, что принадлежала тем, кто главенствовал.
Руслан повернул кинжал в ладони.
– Знаешь, я думал, что смогу изменить себя, думал, что сумею ужиться с этим миром или же мир уживется со мной. – Он расхохотался. – А теперь я – ходячая алхимия! Превращение плоти в золото! Я так
Северин замер. Обычно Руслан задавал вопросы, пытаясь поиграть. Но сейчас в его лице не было ничего, кроме искренней надежды. Непрошеная жалость уколола его в сердце. Амбиции заставили Руслана жаждать божественной лиры, которая наделила бы его властью, но рука об руку с властью шло безумие. В какой-то степени Руслан был не виноват. Но Северин не должен был нести за это ответственность.
– Скоро мы это обретем, – выдавил из себя Северин.
– Обещаешь? – спросил Руслан. Он уперся взглядом в колени, водя пальцем по золотому острию клинка. А затем вдруг прошептал едва слышно: – Я на все готов.
Северину казалось, что он смотрит в кривое зеркало. Он знал эту позу, эту сосредоточенность, эти бесконечные прикосновения к предмету, в которых чувствовались надежда и одновременно печаль. В его голове снова прозвучал голос матери:
Он был другим. Он не пускался в погоню за тем, что уже было предрешено. И его надежда едва ли была невозможной.
Он был не таким, как Руслан.
Северин потянулся к капюшону, натягивая маску на лицо, когда гондола остановилась перед безлюдной аркой невзрачного серого здания.
– Если ты так отчаянно жаждешь божественности, тогда почему не рассказать мне больше о карте, которая приведет нас в храм? – поинтересовался Северин.
Руслан помрачнел.
– Потому что хочу, чтобы ты был
Северин вскинул подбородок.
– Ты понимаешь, что своими проверками ты, возможно, многого лишаешь себя самого.
Руслан склонил голову.
– В таком случае, я буду считать, что вселенная посчитала меня недостойным такого бесценного дара. – Он поднял голову и расхохотался. – Все в жизни требует веры, месье Монтанье-Алари. Я верю в тебя! Кроме того, ты уже учуял запах карты, мой друг, как ты и догадывался, она недалеко. – Он указал на стражника из Падшего Дома, который держал небольшой ящик размером с шкатулку для драгоценностей. – Здесь сокрыто ее знание.
Ева придвинулась ближе к Северину. Ее серебряная маска
– О да, месье Монтанье-Алари, – воскликнул Руслан. – Остерегайтесь драконов.
ПРОЙДЯ ПОД АРКОЙ,
они ступили на небольшую площадку. Ступеньки тускло освещенной лестницы, открывшейся их взглядам, исчезали в темноте. Северин сделал пару шагов, как вдруг заметил, что Ева осталась стоять на месте.– Разве ты не идешь?
– Чтобы они сразу же убили меня? – воскликнула Ева. – Нет уж, спасибо. Подожду тебя здесь. Но… ты расскажешь им, что я… я…
– Я расскажу им, – пообещал Северин.
Ева проглотила ком в горле, а затем кивнула.
– Иди.
Длинная лестница вела во внутренний дворик размером не больше столовой. По каменным стенам плясали размытые блики света. Глянув наверх, он увидел стеклянный потолок и понял, что находится под водой. Тени в воде казались струйками чернил. В этот момент длинное черное брюхо гондолы скользнуло по потолку и пропало.
В нишах в стене виднелись статуи ангелов со сжатыми ладонями и склоненными в молитве головами. Три статуи животных трехметровой высоты возвышались посреди комнаты. В их внутренностях было выдолблено углубление, где помещалась скамейка. Один зверь – огромный волк, с оскаленными зубами, вывалившимся языком, вздыбившейся шерстью. Другой – лев с крыльями, разинувший ревущую пасть. Северин узнал в нем символ Венеции, герб святого Марка, покровителя города. А в третьем существе Северин узнал ламассу, о котором рассказывал Энрике.
Ассирийское защитное божество, с головой мужчины, телом льва и птичьими крыльями.
Северин огляделся, внезапно его охватило уже знакомое чувство осознания происходящего. Это была его любимая часть в Приобретениях – неторопливые размышления в ожидании, когда комната сама раскроет свои секреты. Здесь не было двери, но все же эти статуи наверняка скрывали в себе вход. Он обернулся, словно собираясь поделиться предположением.
Но Энрике, Зофьи, Гипноса, Тристана и Лайлы не оказалось рядом.