Брошенные тексты. Автобиографические записки

Дома у родителей в гостиной на маленьком столике стоял красный, привезенный папой из Венгрии телефон. С крутящимся диском и длинным шнуром на трубке. Это было главное достоинство этого аппарата. Можно было не сидеть прикованным к телефону, а отходить на расстояние в пару метров. Провод, однако, все время закручивался, поэтому во время телефонных разговоров всегда было еще одно занятие — распутывание провода. Однажды я поднял трубку, и женский голос представился: «Я журналистка, у меня задание взять интервью у Игоря Верника». — «Это я», — ответил я нервно и стал наматывать провод на палец. «Когда мы можем встретиться?» — «Давайте прямо сейчас». — «Хорошо, еду».

И вот мы сидим в детской комнате. Мне 27 лет, а я по инерции называю эту комнату детской. И женщина лет 45 в домашних тапочках и с явным опытом интервьюера сосредоточенно задает мне вопросы. Я изо всех сил стараюсь быть хорошим, рассказать, какая у меня интеллигентная семья, как предан я театру, как не сплю порой до утра, когда пишу стихи. Она говорит мне: «Знаете, Игорь, то, что вы мне рассказываете, не совпадает с тем, как видят вас окружающие». — «А это мне безразлично», — отвечаю я. И тут она задает вопрос, который ставит меня в тупик. Она набирает воздух в легкие и произносит: «А что вам не безразлично?» «Не» звучит с такой силой, что я отчетливо понимаю, что в этом-то вопросе и заключена вся ее миссия. Ради этого вот вопроса выдернула она себя из уютной квартиры и отправилась в зимний колючий вечер. Кутаясь в шубу и платок, дошла до метро, опустила 5 копеек, чтобы открылся турникет. Проехав семь станций, она вышла на «Щербаковской», перешла по подземному переходу на другую сторону и вошла в 14-этажный дом. Смотрю на нее, молчу, ничего не могу сформулировать. Тысячи мыслей и понятий сталкиваются в моей голове. Она снисходительно ждет. И тут я говорю себе: «Почему?» А почему, собственно, я должен совершенно незнакомому человеку взять сейчас и начать рассказывать обо всем, что мне небезразлично? Этот вопрос мы с Вадиком назвали антивопросом.

Как-то вечером по дороге домой я зашел в магазин и увидел девушку. Она поднималась с первого этажа на второй. Я видел ее всего несколько секунд, но отчетливо помню, как подумал: «Хочу, чтобы она стала моей женой». Мысль эта была совершенно оформленной, но я почему-то не пошел за ней. Вышел на улицу, унося в себе это ощущение. Прошел месяц. За несколько дней до Нового года я опять зашел в этот магазин и вновь увидел ее. И вот тогда уже я не позволил себе уйти. Подошел познакомиться, пригласил в соседнее кафе. В этот день в «Комсомольской правде» вышло интервью со мной с заголовком «Одинокий волк». Я показал ей и сказал: «Вот, ищу свою волчицу». На следующий день мы встретились опять, а через одиннадцать месяцев у нас родился сын. Это было счастье.

Я отвез Машу в роддом и поехал на съемку. Вернулся домой под утро и вырубился. А когда проснулся, услышал на автоответчике немного растерянный голос Маши: «Ты, пожалуйста, не волнуйся, меня повезли рожать». У меня полились слезы. Не понимая, как мог я пропустить этот момент, начал метаться по квартире, схватил телефон, фотоаппарат, видеокамеру и, как японский турист, помчался в роддом. Меня провели в палату к Маше, она лежала бледная, глазами только улыбалась. Потом меня отвели туда, где в кувезе лежал мой сын с биркой на ножке. На бирке было написано «Верник».

Мы заранее договорились, что назовем сына именем моего дедушки — Григорием. Через несколько дней, закутанного в пеленки и в одеяло, я взял сына на руки, и мы поехали домой. Накануне я купил кроватку, и мы полночи собирали ее с папой. На следующий день к нам приехала Оля Слуцкер, привезла пеленки, море разных бутылочек и посуду, из которых кормить ребенка. Мы с Машей учились всему: купать, кормить, пеленать. Первый раз, когда я попробовал завернуть Гришу в пеленки, он оказался наверху, а под ним был кусок свернутой ткани. Как букет.

2001

Как меня Гундарева спасла

Сериал «Любовь. ru», режиссер Владимир Басов. Моя партнерша Наталья Гундарева. Мы в одном кадре, поверить невозможно.

Познакомились, разобрали сцену. Наконец, режиссер произнес: «Мотор, начали». От волнения у меня пересохло во рту, текст вылетел из головы. Я зажался. Я кричал внутри себя: успокойся, расслабься… Но зажимался еще больше. К середине сцены уже еле ворочал языком. Деревянная кукла с воспаленными глазами.