Брошенные тексты. Автобиографические записки

«Виталий, — педагог, наконец, вспомнил обо мне и почему-то назвал так. — Это друг мой». И он опять переключился на человека в костюме, застегнутом на все пуговицы. «Да успокойся ты, — грудным, низким голосом говорил тот. — Спокойно! Хоп-у-у-у, приемчик». Учитель приседал и делал резкие выпады. «Никуда ты не пойдешь». «Ну все, пока», — отбивался друг. «Так, ну-ка раздевайся, сейчас морду тебе бить буду». Он снял очки, большую коричневую оправу, со стеклами, похожими на увеличительные, и подтянул штаны. И неожиданно переключился на меня. «А это артист, — улыбнулся он. — На лошадях кататься умеет и фехтовать умеет». Он был сильно пьян. Его шатало. «Вот ты не понимаешь всего этого, ремонт этот… Правильно, я тоже не понимал. Вообще ничего не понимал, пока мать не умерла…»

Я знал, что у него недавно не стало мамы. Опустил голову и молчал. Вспомнил, как первый раз пришел в эту квартиру: сразу неприятно поразил запах пыли и как будто псины. Это был запах одиночества.

21 декабря

Сегодня с Серегой Гармашом на лекции по зарубежному театру у Видаса Юргисовичуса Силюнаса сидели за задней партой. В какой-то момент решили написать рассказ про нашего однокурсника. Договорились так: предложение он, предложение я. Куда повернет сюжет — непонятно. Начали писать, я еле сдерживал смех, а Гармаш сидел с таким лицом будто ничего интереснее, чем «Божественная комедия» Данте для него нет. После лекции мы собрали ребят, только парней, и прочитали. Взяли себе псевдонимы: Игорь Колизеев и Сергей Античных.