Брошенные тексты. Автобиографические записки

Скажи, задумывалась ты,
что в сочетании слов «стыд
и срам» послание есть нам?
Так Еву вдруг узрел Адам.

Она стоит. Она нагая.

Одна нога. Нога другая.
Меж них (как бы сказать?) бутон,
узрев который, И. Ньютон

открыл закон свой притяженья.

Есть мировое заблужденье,
что он открыл его, когда
упало яблоко. Ну, да.

Но почему оно упало?

И что случилось вслед за тем?
Вот. Вот важнейшая из тем!
Ведь то, что поднялось затем,
его прозрением и стало!

Итак, не занятый ничем,

увидев женщину нагую
вблизи себя же самого,
схватил он яблоко вдруг, ну и
тотчас же выронил его.

А женщина — науки для,

недолго думая, себя
в его объятья уронила —
вот тут его и осенило!

Он взмок, он вскрикнул, вышел вон

и так Ньютон открыл закон,
закон, что важно, притяженья!
Я поздравляю с днем рожденья,
тебя, прекрасная Нинон,
прекрасная со всех сторон!

Теперь осталось найти девушку по имени Нина. Иначе стих насмарку.

1990

29 июля

Познакомился с Инной. Дождь. Сквер. Высокая липа. Вся романтика…

Вблизи посольства ФРГ,
где запах сигарет и пива
полушутя-полулениво
приводит сердце к ЭКГ,

вблизи у сих посольских стен,

там, где советский обыватель,
да, горд собой, но вместе с тем
и часто вспоминает «матерь»,

в июньский день, когда жара

сама собой дошла до точки,
вдруг дождь пошел как из ведра,
а позже хлынул, как из бочки.

Но рядом сквер сулил приют

от этих дождевых истерик.
Как все дороги в Рим ведут,
так мы вошли в тот дивный скверик.

Вы зонт забыли. Дождь лупил,

и капли падали на плечи,
и я свой зонт вам предложил,
чем положил начало встречи.

И разговор наш был ленив

и не пророчил продолженья,
под майкой не вздымался лиф
в плену сердечного томленья,

Мы лишь пережидали дождь.

Вот капли падать перестали,
но все ж, но почему-то все ж
мы все стояли и стояли

под сенью пожелтевшись лип,

вблизи немецкого посольства,
из сквера грусти и обид
вступая в реку удовольствий.

Она нас повела в ГАИ,

поскольку я разбил машину,
и там едва вы не ушли,
мне показав, о ужас, спину.

Но не ушли. И вот уже

дары Армении в посудах,
клубясь, направились к душе,
сперва заполонив желудок.

И плыл и тек наш разговор

под морс, мелеющий в графине,
под звук приборов, словно шпор,
и было жарко, как в Афинах.

Официантка, под конец,

нам вместо яблока искуса
дала соленый огурец —
две половинки в два укуса.

Щелк-щелк — и нету огурца.

И в миг пронзила нас догадка,
когда змеею в три кольца
свернулась вдруг официантка.

Мы быстро встали и ушли,

оставив сорок два рубли,
из коих 20 были ваши,
а 22, увы, мои.

31 июля

Все. Август мой! Уехал в Ялту в Дом творчества «Актер». Билетов в купе уже нет. Так что еду в плацкартном вагоне на верхней полке.