Анна важно кивнула и тут же извлекла из ящичка с нижним бельем небесно-голубые стринги. Покрутила их на пальце: «Эти подойдут?» и, получив утвердительный ответ, натянула трусики на бедра. Анастасия уже принесла из прихожей коробку, в которой были аккуратно сложены лакированные бордовые туфли на высоком каблуке.
— Ты же голая! — вдруг заметила Анна. — Немедленно одевайся! И вызывай машину. Не нужно служебную. Зови обычное такси.
— У меня есть замечательный деловой футляр! — сказала Анастасия, уже набирая диспетчерскую. — Бордовое платье. Возьму его под синий пояс. Он тонкий, как твой ошейник.
Через четверть часа девушки уже ехали в машине к винному дегустационному ресторану «Дом Диониса». Молодой водитель изо всех сил пытался сохранять невозмутимость, следил за дорогой, но нет-нет да и поглядывал в зеркало заднего вида. Не часто увидишь такое диво дивное в салоне обычного такси.
Часть 9. Ритуал
Несколько квадрильонов веков, несколько октильонов кубических миль не задержат этой минуты, не заставят ее торопиться;
Она — только часть, и всё — только часть.
[…]
Мне рандеву назначено, сомнения нет, Бог непременно придет и подождет меня, мы с ним такие друзья, Великий товарищ, верный возлюбленный, о ком я томлюсь и мечтаю, он будет там непременно.
1. Дихотомии
Нож Германа разнимал кость и мясо, как рефери на ринге разнимает двух сцепившихся в клинче бойцов. Розовый сок растекался по тарелке — меж островков печеных помидоров и перца. Мень со странным любопытством наблюдал за действиями иерофанта.
Вот же он, один из двадцати двух бессмертных, обычный человек за обычным занятием. Вкушает стейк, потягивает красное вино. Не совсем, конечно, обычный человек, если учесть, что в бокале бордосское «Chateau Lafite Rothschild». Ротшильд, кто бы сомневался…
Но в целом же — ничего особенного. Разве что холодный рыбий взгляд насквозь. Но такой взгляд у любого офицерского чина, служащего в любой конторе, даже если это просто контора, с прописной, а не с заглавной. Так откуда же это вековое противостояние? Откуда же появляются они, стоит только первому человеку выбраться из пещеры и заложить первый камень в основание своего дома? Появляются во всем великолепии:
— блистая доспехами, бряцая оружием, являются они у ворот поселений, под стенами городов с обещанием надежной защиты под сенью крепкого государства;
— с кредитными пергаментами, сургучными печатями, с пачками ассигнаций и столбиками монет возникают они на пороге жилищ, в слепящем блеске золота и посул безбедной счастливой жизни;
— в сиянии драгоценных риз, в дымке дурманящих курений, в тумане непререкаемых возвышенно-мудрых слов нисходят они с горних замков с обетами и заветами вечного бытия.
Являются, возникают, нисходят — и тут же прячутся, отгораживаются сомкнутыми щитами наемников, бронированными стеклами банковских касс, амвонами и алтарями священнослужителей. Здесь — избранные, там — все остальные. Здесь — порядок, там — хаос. Здесь — мудрость, там — невежество. Государство, религия, капитал — анархия, безбожие, нищета. Закон, мораль, благополучие — преступность, распущенность, лишения. Вся история человечества под спудом этих дихотомий.
2. Вершки и корешки
— Зачем лукавите, Мень Всеславович? — спросил Герман между вином и мясом. — Сами же пользуетесь. Пусть Вы над системой, созданной нами, но при этом без каких-либо зазрений совести признаете удобными все системные универсалии.
— В вашем государстве нет человека, — ответил Мень с грустью, но без злобы. — Ваш капитал — насмешка над всеобщим благоденствием. В религии вашей не сыскать бога.
— В нашей, Мень Всеславович, — поправил Герман. — В нашей религии. Прихожане наших храмов не чужие Вам, о единый и вездесущий! Это люди того самого мира, что испокон находится в зоне Вашей ответственности. Так будьте же благодарны. Признайте нашу помощь. Ту, которую и так уже давно принимаете.
— Пользуемся тем, что имеем, — пожал плечами Мень.
— А имеете Вы, Мень Всеславович, — Герман свершил вилкой указующий жест, — шесть белых жемчужин на тарелке, три из которых уже съедены, их раковины пусты, и ополовиненную бутылочку Шабли категории Гран Крю. Так что Вы там говорили об ущербности наших экономических теорий?
— Не юродствуйте, — поморщился Мень. — Вам не идет. Да и не стоит фамильярничать с силами, что находятся вне вашей, так сказать, юрисдикции.