Будапештская весна

— А вы сможете переслать эти тюки в Мишкольц? — спросил я в конце торга.

— К сожалению, нет, господин артист. Своей машины у меня нет, а на поезде отвезти вам товар некому.

Заплатив за оба тюка парусины, я вызвал такси и вместе с торговцем погрузил их в машину. Сначала мы поехали на улицу Шандора Надя, затем в обратную сторону, на улицу Вадас, и через улицу Банк, объехав магазинчик ковровщика, подъехали к лавке торговца занавесями — она находилась совсем рядом. Разумеется, я попросил шофера остановиться за углом, чтобы не выдать себя. В этой лавке я продал парусину вдвое дороже, то есть по двадцать четыре пенгё за метр, получив чуть ли не тысячу пенгё чистой прибыли. Дома я отдал деньги Беле, он похвалил меня за чистую работу и дал мне на карманные расходы пятьдесят пенгё.

Дядюшка Бела не упускал своего даже тогда, когда вел дело вместе с нами. Достав какой-нибудь товар для нашей лавки, он получал с нас за него больше, чем платил сам, а продав его, забирал себе половину прибыли. Кроме того, как мне кажется, он имел что-то и с покупателя. Когда у нас с мамой не было денег, чтобы расплатиться с фабрикой, поставляющей нам товар, Бела незамедлительно перекупал его у нас, выплачивая нам половину предполагаемой суммы дохода. Сам же, как я теперь думаю, продавал его значительно дороже, что и не удивительно при тогдашнем постоянном взвинчивании цен. Таким образом, он зарабатывал в три-четыре, а то и в шесть раз больше, чем мы. Капитал у Белы был немалый, и он, несомненно, находил ему применение в других местах. Наша лавка была нужна ему для того, чтобы, укрывшись за ее вывеской, проворачивать свои собственные торговые операции, от которых кое-что перепадало и нам.

Однажды я все-таки попытался протестовать. Мы продали крупную партию мешков, и я решительно заявил, что поскольку мы с мамой являемся его компаньонами, то нам по праву надлежит получить с него еще пятьсот пенгё.

— Что такое?! — вскричал Бела, краснея от гнева, и так хватил кулаком по прилавку, что стены задрожали. — Я привез товар, я дал вам денег, я нашел вам покупателя, а вы-то вообще здесь причем?! То, что вы получаете, я даю вам как родственникам! И ты еще смеешь говорить о каком-то праве! Вот, возьми свои пятьсот пенгё!

Схватив пять банкнотов, он разорвал их на мелкие кусочки, бросил в горящую печку и выбежал из лавки, хлопнув дверью.

А через несколько дней нам стало ясно, что без Белы ни мы сами, ни наша лавка существовать не могут. Поняли мы и то, что нам самим никогда не заработать того, что получали мы от Белы.

Через неделю после ссоры к нам зашла жена Белы и сказала, что Бела чувствует себя оскорбленным и даже слышать о нас не желает. Она попросила не рассказывать Беле о своем визите к нам и объяснила, что ее очень расстроила наша ссора, что ей бы очень хотелось, чтобы мы помирились с Белой, найти которого можно по вечерам в кафе «Шполарих». Мама моя жаждала примирения, она слепо верила Беле и всегда ставила его мне в пример.

Я разыскал его в кафе и сказал, что мы ждем его возвращения. Бела еще раз перечислил все оскорбления, которые мы, по его мнению, нанесли ему, и заявил, что его интересуют не столько деньги, сколько справедливость. И снова между нами наступил мир: видимо, и он нуждался в нас.

Иногда, впрочем, и Бела позволял себе оторваться от дел. У него была одна знакомая, полная белокурая женщина, очень похожая на его жену. Иногда она в норковой шубке и в туфлях на высоких каблуках прохаживалась перед нашей лавкой. Стоило ей только заглянуть к нам, как Бела под каким-нибудь предлогом покидал нас. Поговаривали, что он покупал ей дорогие подарки, что для свиданий он специально снял меблированную квартиру, где они предавались любовным утехам…

Летом, во время обеденного перерыва, он водил ее на берег Дуная, на пляж, где часто бывали многие приятели Белы по спортивному клубу или по совместным дружеским выпивкам.

Как-то летом он повез ее в Лелле, где в тот год играли в оркестре хорошие друзья Белы, братья Сабо. Стоило только Беле и его любовнице зайти в ресторан, как весь оркестр поворачивался к ним и начинал играть:

Мы любим коньяк,
А содовую воду — нет…

Он познакомил ее с женами своих друзей, и они отдыхали вместе — купались, катались на лодке… Время было военное, и многие продукты выдавались только по карточкам, но Бела всегда знал, где за хорошие деньги и без всяких карточек можно было купить свинину, цыплят, кофе, сладости. А ночью, когда все посетители ресторана расходились, приятели веселились сами, пили вино, а иногда — даже шампанское. Бела пел песни негромким, слегка хрипловатым голосом, танцевал и, хотя уже давно не играл в карты, изредка показывал женщинам несколько карточных трюков. Иногда он в шутку вытаскивал у кого-нибудь из кармана зажигалку, портсигар или снимал с руки часы так, что их хозяин даже не замечал этого.