Будучи в хорошем настроении, Бела охотно читал вслух стихи Рабиндраната Тагора, которого очень любил и многие стихи которого знал наизусть. Иногда он, слегка коверкая слова, читал по-итальянски отрывки из Данте или пересказывал новеллы Мопассана и Чехова.
Однажды Бела похвастался мне, что купил книг на двести пенгё.
— На двести пенгё?! — удивился я. — И каких же книг?
— Специальной литературы, — коротко ответил он.
На следующий день, зайдя к нему, я решил посмотреть, что за книги у него появились. Это были толстые книги в нарядных суперобложках, на которых были нарисованы лошади с красивыми длинными ногами.
Однажды вечером в лавку — я был в тот момент в ней один — вошел невысокий господин в шляпе и попросил отпустить ему два метра ременной подпруги и моток шпагата и выписать счет. Получив то и другое, он предъявил мне удостоверение ревизора по надзору за ценами. Отрезав по небольшому кусочку каждого товара для образца, он вернул мне и ремень, и шпагат, получил обратно свои деньги и, забрав с собой счет, попросил меня завтра утром зайти к нему в контору, имея на руках приходную накладную на эти товары.
От страха мне чуть не стало дурно: и ремень, и шпагат я продавал по более дорогой цене, чем разрешалось. Из газет я знал, как сурово поступают с торговцами, которые самовольно завышают цены и тем самым наносят ущерб национальному хозяйству.
Оставшись один, я сразу же позвонил Беле, и он, взяв такси, немедленно приехал в лавку. Прежде всего он поинтересовался, как звали ревизора. Я, разумеется, не смог назвать ему ни имени, ни фамилии, так как от волнения ничего не соображал в тот момент, когда ревизор показывал мне свое удостоверение.
— Ну и осел же ты! — выругался дядюшка. — В таких случаях самое главное — знать, с кем имеешь дело.
Однако, не поддаваясь панике, он расспросил меня о том, как выглядел ревизор, затем позвонил нескольким своим друзьям и, вызвав такси, куда-то уехал, сказав, чтобы вечером я ждал его в «Валерии». К вечеру Бела уже знал, кто приходил ко мне. В кафе он встретился с одним из своих друзей, ревизором-пенсионером, полным благообразным господином с золотым перстнем. Господин был очень добр, обращался ко мне на «ты», называл «сынком» и говорил, чтобы я не беспокоился. Он объяснил, что пока ему еще не удалось поговорить с тем ревизором, который был у нас в лавке, но он уже разговаривал с его коллегой, который взялся за тысячу пенгё уладить дело.
Мы с дядюшкой вернулись в лавку и, опустив жалюзи, сфабриковали накладные, согласно которым и ремень, и шпагат были повышенного качества и, следовательно, цена их была соответственно выше. Вот с этими-то накладными я утром и пошел к ревизору.
Он принял меня доброжелательно и угостил сигаретой. Просмотрев накладные, кивнул и сказал, что все в порядке и что было бы хорошо, если бы все торговцы вели торговлю так же честно, как мы.
Хотя инцидент и окончился благополучно, но он встревожил дядюшку Белу. Он часто задумывался и был, по-видимому, сильно обеспокоен. Дело в том, что все свое состояние он превратил в ценности: золото, украшения, персидские ковры, кипы шелка и шерстяных тканей. Все это было спрятано в укромном месте, но при малейшем подозрении полиция могла бы найти спрятанное.
Дядюшка загрустил, вокруг рта у него залегли суровые складки. Чувствовалось, что его мучит нетерпение, что он страдает из-за каждой минуты, которую теряет попусту, не умножая своего капитала. Бездействовать он не мог. Он постоянно что-то разузнавал, куда-то звонил. Теперь от него нельзя было услышать ни шутки, ни доброго слова. Бела всех подгонял, кричал, что нужно кончать лодырничать, что пора что-то делать. Дядюшка всегда относился ко мне хорошо, но теперь я чувствовал, что он сердится на меня за то, что я хожу в университет. Когда я однажды вернулся домой с опозданием, он страшно разозлился и влепил мне такую пощечину, что у меня даже голова закружилась. Я удивился его силе и даже не решился протестовать.
Время шло, и Бела все чаще решался на рискованные дела. Однажды к нам зашел высокий господин в пенсне, директор какого-то немецкого пароходного общества, который хотел закупить у нас партию одеял. Немного побеседовав с ним в лавке, Бела проводил господина в пенсне в контору и сказал:
— Господин директор, давайте поговорим серьезно. Вам нужны одеяла. Если вы закупите у нас крупную партию, ну, скажем, сто или двести одеял, то мы могли бы договориться так, чтобы и вы получили с каждого одеяла по девять пенгё прибыли. Разумеется, счет мы выпишем на бо́льшую сумму. Это так же выгодно вам, как и мне…
В те дни я боялся попадаться ему на глаза. И не напрасно: скоро случилась беда. Арестовали одного нашего агента, господина Седлачека, который продал десять рулонов мешковины. Грузчик, переносивший товар, оказался детективом. Он все слышал, видел и знал, по какой цене господин Седлачек купил у нас мешковину и по какой продал ее. В довершение всего у нас не было накладной на этот товар — мы сами купили его незаконным путем.