Будапештская весна

Незнакомец с трудом повернулся на бок и хотел было поднять голову, но не смог. Веснушчатое лицо его блестело от пота. Это был рыжеволосый мужчина невысокого роста. По его взгляду я понял, что он умирает. Меня охватило такое чувство, будто я вижу то, что никому не положено видеть.

— Хана ему, — тихо заметил Варсеги.

— Может, ему чем-нибудь помочь? — спросил я.

— Теперь уже ничем.

— А может, позвать врача?..

Варсеги внимательно посмотрел на незнакомца и, закурив, проговорил:

— Видишь ли, мы только что прибыли в это село и пока еще не получили никаких указаний относительно того, как нам следует здесь себя вести… Это дело жандармов. Они знают, что нужно делать в подобных случаях…

Незнакомец попытался было пошевелиться, но не смог. У него уже не было сил. Он тяжело дышал, судорожно заглатывая широко открытым ртом воздух. Потом на губах у него появилась кровь, шея дернулась, глаза окостенели. Он уже не дышал. Я впервые в жизни видел смерть. В детстве я ужасно боялся одного лишь вида крови, теперь я даже с некоторой гордостью подумал о том, как просто, в сущности, умирает человек. Еще раз взглянув на незнакомца, мы вернулись в школу.

К вечеру, взбудоражив всю округу, в село прибыли жандармы. В основном это были салашисты, с головы до ног обвешанные оружием. Они громко разговаривали, стряхивая с себя снег, выкрикивали различные команды.

Когда я шел по коридору, меня кто-то окликнул:

— Сервус, доктор Бартфаи!

Это был жандармский капитан, худощавый, среднего роста. Я отдал ему честь, недоумевая, что ему от меня надо.

Жандарм смерил меня долгим взглядом и улыбнулся.

— Узнаю, — промямлил я, не желая его обидеть, хотя понятия не имел, где мы могли встречаться.

— Тогда скажи, кто я такой?

Я молчал, надеясь, что он сам назовет себя, но тот упрямо ждал. Я не знал, как выйти из неловкого положения.

— Ты же сказал, что узнаешь меня? — не отставал капитан. — Тогда скажи: откуда ты меня знаешь?

Я молча стоял перед жандармом, пытаясь улыбнуться. Он, казалось, наслаждался моим замешательством. У него были мелкие черты лица и кривой нос.

— Ну, тогда я сам тебе скажу, где мы встречались. Нам с тобой вместе выдавали докторские дипломы.

— Да, конечно, в актовом зале! — закричал я, хотя все еще не вспомнил его. — Конечно, конечно…

— А как меня зовут?

— Не сердись, я забыл. Знаешь, нас так много было…

— Эндре Карлович, — сухо произнес он и, пожав мне руку, вошел в комнату.

Я должен был что-то сказать, но не знал, что именно. Спустя несколько минут я вошел за ним. Капитан уже снял шинель и разговаривал с Варсеги. Оглянувшись на меня, он снова повернулся к Варсеги и спросил:

— Я слышал, вы гуляли вдвоем?

— А что, разве это запрещено? — спросил Варсеги.

— Нет, не запрещено, но и неразумно. Двое офицеров без всякой охраны разгуливают по селу, когда бог знает что может случиться…

Варсеги занервничал:

— Как это понимать? А что именно могло случиться?

— А вам разве неизвестно?

— Говорят, что в этом районе обнаружены партизаны…

— Обнаружены? Вот как?! — засмеялся капитан.

— А разве нет? — нетерпеливо спросил Варсеги.

Карлович коротко объяснил положение. После нескольких недель затишья в районе вновь активизировались партизаны. Они поджигали скирды с хлебом, нарушали связь, взрывали железнодорожное полотно, потом, осмелев, начали нападать на хортистских офицеров и жандармов и, наконец, совершили ряд крупных поджогов в районе Сабадки. Действия партизан направляются коммунистами. Карательные отряды очистили обширную область между Дунаем и Тисой. Теперь необходимо прочесать территорию в районе Бачки. Партизаны из других мест перебрались сюда, к ним присоединились вооруженные отряды из Баната. В села, расположенные недалеко от Жабя, 4 января был послан взвод жандармов. Жандармы пренебрегли осторожностью и попали под огонь партизан, которые подпустили их на близкое расстояние. Одиннадцать жандармов были убиты, остальные разбежались. Подошедшим карательным отрядам все-таки удалось прочесать местность. Им пришлось вести ожесточенные бои. Как удалось установить, на 6 января намечалось крупное восстание против частей хортистской армии. Правда, теперь общее положение несколько улучшилось, особенно эффективными оказались предупредительные меры…

— Это что еще за меры? — спросил я, чтобы хоть что-то сказать.

— Неожиданные удары по населению с целью устрашения.

— Но почему удары наносятся по мирным жителям, а не по партизанам?

— Дело в том, что партизаны, к сожалению, не носят опознавательных знаков, — тихо и без каких-либо эмоций произнес Карлович. — Днем перед вами мирный житель с самой обыкновенной рожей, который и до трех сосчитать не может, а ночью он берет в руки автомат и…

— Но неужели их можно выявить с помощью вот таких облав?

Капитан, прищурившись, посмотрел мимо меня: