Будапештская весна

— Практически здесь каждый житель — партизан. Или он стреляет в нас сам, или укрывает тех, кто стреляет, и в любой момент готов присоединиться к ним. Все сербское население, все евреи, более того, даже венгры, живущие здесь, совершенно разложились за двадцать два года оккупации этих земель… Был здесь сапожник Милетич, глухой и хромой старик. Однажды ночью мы на всякий случай заглянули и к нему. Хорошо еще, что нас было много! В его комнате оказалось столько людей! Они сидели, не зажигая огня, а сын старика, про которого сапожник говорил, будто он давно умер, преспокойно перешел Дунай по льду и теперь обучал их обращаться с оружием. Разумеется, они не обрадовались приходу незваных гостей.

— И что же сталось со стариком? — поинтересовался я.

Карлович коротко рассмеялся:

— А то же, что и с остальными. — Он жестом показал, что старика повесили. — Теперь вам ясна здешняя обстановка?

— Безусловно, — кивнул я, видимо, чересчур поспешно, так как капитан больше уже не смотрел в мою сторону, а занялся какими-то бумагами.

В душе я сожалел о том, что вмешался в этот разговор. Глаза у меня слипались от усталости. Скоро мы улеглись. Спать пришлось не раздеваясь, даже сапог здесь не снимали, а заваливались на соломенные матрасы в чем были. В лучшем случае разрешалось расстегнуть верхнюю пуговицу френча. Я не привык спать таким образом и все время просыпался. Из головы у меня не выходил незнакомец, которого мы видели возле собора. Потом мне стало жарко — в комнате было сильно натоплено. Чего мне только не снилось! Я видел даже Гезу Мариха, который во сне так дернул меня за пуговицу, что вырвал ее с мясом, а потом мне захотелось побыть вдвоем с какой-нибудь женщиной…

В полночь меня разбудил Фери Тот. Оказалось, что была объявлена тревога, но я не слышал ее. Варсеги и Данч уже были в шинелях и отдавали какие-то распоряжения возле школы, где нас ждала заведенная автомашина. Капитан Карлович стоял у ворот и отдавал короткие приказы жандармам. Подняв неописуемый шум и гвалт, все разошлись по своим местам.

Когда я вышел на улицу, меня охватил озноб. Было намного холоднее, чем вчера: вероятно, не меньше двадцати градусов мороза. Мы направлялись в соседнее село, которое еще не прочесывали. Впереди шел наш отряд, за нами — жандармы. Мы с Варсеги ехали в «опеле» в середине колонны.

Ночь была звездной, лунной. Тень от нашей машины плавно скользила по заснеженному полю. Проехав несколько километров, колонна остановилась, да так неожиданно, что мы чуть не врезались в грузовик впереди нас. Водитель выругался и вылез из машины. Вслед за ним выскочил и Варсеги. Вскоре выяснилось, что дорога впереди усыпана гвоздями и битым стеклом, отчего оказались проколотыми шины сразу у нескольких машин.

— Все в кювет! Все в кювет! — закричали позади нас жандармы.

В мгновение ока вся рота соскочила с машин. Не помню как, но и сам я оказался в кювете. Термометр показывал минус двадцать, но, лежа в снегу, я чувствовал, как с меня градом катился пот. Только теперь я осмотрелся по сторонам. Мы остановились на повороте. С места, где мы залегли, хорошо просматривалась петля дороги. Впереди виднелось несколько голых деревьев, а за ними — здание, похожее на крестьянский сарай. Оттуда по нас вели огонь. Наши тоже начали стрелять: сначала жандармы, а за ними — и все остальные. Правда, стреляли наугад, по сараю.

Слева от меня лежал Варсеги и стрелял из винтовки, которую неизвестно где раздобыл в этой неразберихе. У меня был только пистолет, но я из него ни разу не выстрелил. Я дрожал всем телом и старался поглубже спрятаться в кювете, чтобы даже тульи фуражки не было видно. Справа к нам подполз Карлович. Он тоже вспотел, но, как всегда, улыбался.

— Их, видимо, не так много, — шепнул он.

— Сколько же, по-твоему? — спросил Варсеги.

— Судя по огню, взвода полтора, не больше.

— Как же они осмелились напасть на нас? — спросил я.

— Думали, мы испугаемся… Когда мы перейдем в атаку, поддержите нас. Понятно?

Капитан уполз к своим жандармам, а нам тем временем по цепи передали оружие. Я получил автомат. Перестрелка продолжалась, а затем начали рваться ручные гранаты. Одна из них попала в сарай, и он загорелся. Подойти ближе партизаны не рискнули. Мы увидели, как жандармы незаметно выползают к дороге. По знаку, поданному Варсеги, мы тоже поползли вперед. Вот когда я почувствовал, что сильно продрог, а приходилось передвигаться по-пластунски. Пули свистели над головой. Я боялся, что меня убьют, и старался ползти последним, мысленно оправдывая свое поведение тем, будто я в случае чего смогу прикрыть нашу группу с тыла. Через несколько минут нам удалось переползти дорогу, а жандармы тем временем уже приближались к группе деревьев.