Будапештская весна

— Я не такой… — продолжал я. — Но вы видите, все здесь, как дикие звери. Постепенно и я среди них стану зверем. Я хочу уйти отсюда. Понимаете? Уйти! Я не могу так больше… А вы такая хорошая! Я ничего не хочу от вас, но чувствую, что вы добрая. Простите меня, поймите меня… Я даже имени вашего не знаю… Как вас зовут?

— Анни, — ответила она после долгой паузы.

— Анни, поверьте, мне так стыдно! Анни, не сердитесь на меня!.. Я ненавижу это жуткое кровопролитие и все эти ужасы, я хочу нежности и человеческого тепла. Я знаю, что не имею права просить вас об этом, но все же прошу: будьте добры ко мне… Анни, поймите меня и будьте ко мне добры… Я ничего не знаю о вас. Не знаю, кто вы такая, даже не знаю, есть ли у вас муж…

— Есть, — тихо ответила она.

— И он тут, среди схваченных?

— Нет.

— Тогда где же он?

— Не знаю.

— Как так не знаете? Может, боитесь сказать?

— Его забрали на военные работы.

— И вы ничего не знаете о нем?

— Вот уже пять месяцев…

— Расскажите о себе, — попросил я и, обняв ее, прижался щекой к ее волосам. — Я хочу знать о вас все… Чем занимается ваш муж?

— Мы нездешние.

— Где вы живете?

— В Замборе.

— А здесь что делаете?

— Я приехала в гости.

— К родственникам?

— Да.

— Одна?

— Одна.

— А дети у вас есть?

— Нет.

Запас вопросов у меня иссяк. Несколько минут мы лежали молча.

Первой заговорила женщина.

— Что с ними будет? — спросила она.

— С кем?

— С захваченными. Что с ними сделают?

— Не знаю, — ответил я. — Клянусь вам, не знаю. Меня от всего этого отстранили, так как они чувствуют, что я не такой, как они. Я не кадровый офицер, я из запаса… Я хочу в Будапешт. Вы были там когда-нибудь?

— Да.

— Когда?

— Еще в детстве.

— А сколько лет вам сейчас?

— Двадцать два.

— Как вы попали туда?

— Тетушка пригласила меня к себе на каникулы.

— Где она жила?

— В Буде, на улице Марвань.

— Правда? А я живу на улице Коронаер. Это совсем близко.

— Вот как…

— Вы помните маленький мостик через южную железную дорогу?

— Да.

— Когда под ним проносится паровоз, мостик на миг исчезает в клубах пара и дыма…

— Да…

Я наклонился и поцеловал ее в губы. Она не ответила мне, но и не отстранилась.

— Помните? — зашептал я ей на ухо. — Внизу была будка железнодорожника, и паровозы всегда в этом месте давали гудок. Звук гудка под мостом такой странный, а кругом — белый пар и черный дым…

— Да, — произнесла Анни. — Я всегда приходила оттуда в копоти. За это мне здорово доставалось от тетушки.

— Расскажите, какой вы были в детстве?

— Некрасивой и худой, как лягушка.

— Не может быть!

— Меня стригли наголо, чтобы лучше росли волосы.

— Я никогда не видел девочек с бритой головой.

— Ребята меня все время дразнили. Однажды они привязали меня к перилам моста, под которым проходили поезда. От паровозной копоти я стала похожей на негритянку. Я чуть не умерла от страха. Этот ужас снился мне много лет подряд.

Мы замолчали. Каждый погрузился в собственные мысли. В темноте вдруг пробили часы. Раздеваясь, я бросил френч под кровать. Сейчас я потянулся за ним и, найдя, достал сигареты. Когда я зажег спичку и дал Анни прикурить, то увидел ее растрепанные волосы, узкое лицо, тонкий, с небольшой горбинкой нос. Она закашлялась: солдатские сигареты оказались слишком крепкими для нее. Пепел мы стряхивали прямо на пол.

— Чем занимается ваш муж? — спросил я.

— Он оптик.

— Когда вы поженились?

— Полтора года назад.

— Как вы познакомились?

— На домашней пирушке.

— Расскажите.

— Что рассказывать-то?

— Как это было?

— Он пригласил меня на танец.

— А потом?

— Потом мы разговорились…

— О чем?.. Или вы не хотите об этом вспоминать?

Она не ответила и тяжело вздохнула.

— Ну расскажите же! — настаивал я. — О чем вы разговаривали?

— Он рассказывал о Германии, о Йене. Он там учился в университете, изучал оптику.

— В Германии?

— Он начал учиться еще до прихода Гитлера к власти, а закончил в тридцать четвертом. Он очень уважал немцев.

— За что?

— За их точность. Он считал их великой нацией.

— А Гитлера?

— Он говорил, что Германии был необходим сильный человек.

Я молчал, не зная, что сказать.

— Он так любил Йену, — продолжала она. — Там проходил практику на заводе Цейса. Завод был великолепен. У многих рабочих были собственные домики с садами, мотоциклы, разумеется, купленные в рассрочку.

Я никогда не был в Германии, и теперь мне вдруг захотелось побывать в одном из немецких чистеньких городков…

— И где же жил там ваш муж?

— В семье у одного инженера.

— А как его звали?

— Шедер, Эдуард Шедер. В городе было много студентов, и жители охотно сдавали им комнаты. Там у него была девушка, ее звали Лили. Это была его первая любовь.

— Красивая?

— Я видела только ее фотографию. У нее светлые короткие волосы. Она довольно крупная, нога не меньше сорокового размера…

Вскоре я проголодался и, не зажигая огня, отправился на кухню. В окошко светила луна, и я легко нашел кусок сыра, жареное мясо, хлеб и неполную бутылку вина. Все это я внес в комнату. Анни встала и немного поела.

— Чей это дом? — спросил я.

— Не знаю. Я же вам говорила, что никого тут ее знаю.

— Давайте выпьем на брудершафт. Сервус?

— Сервус, — тихо ответила она.