Буддийская философия мысли

3.3.3.5. Замечание пятое. Загадочнее всего здесь (как и в Суттах вообще) то, что, помимо (а) проповеди Дхармы (Учения) и (б) знания настоящего, прошлого и будущего всех ситуаций, нет никакого указания на специфически религиозную роль Будды. Он не описывается как обладающий собственным онтологическим статусом, с которым все другие живые существа могли бы соотноситься как сознательное со сверхсознательным независимо от качества или уровня их сознания. Я думаю, что такой онтологический статус, хотя на него нет прямых указаний, мог выводиться из того факта, что сама встреча кого-либо с Буддой или обращение Будды к нему превращали его в Архата в этом или следующем рождении. Предположительно архатство зависит от изменений в собственном сознании, однако, говоря буддологически, сколь бы глубоки ни были изменения в собственном сознании, они привели бы не далее чем к состоянию зрелости, предшествующему архатству. Позвольте, кстати, заметить, что архатства можно достичь (не в принципе, а фактически) только после включения в ситуацию, где сознательно присутствует Будда.

3.3.3.6. Замечание шестое. В Суттах есть одна странность, которую очень трудно сформулировать. Я бы рискнул назвать ее «крайней фактичностью мысли». Фактичность понимается здесь в двух смыслах. Прежде всего, каждый факт мыслится как мысль, но таким же образом каждая мысль сама по себе является фактом. Ясный пример такой фактичности можно видеть в II:

Пока Старейшина Чаккхупала ходил туда-сюда, огромное количество насекомых погибало под его ногами.

Когда монахи увидели мертвых насекомых, они подумали, что он их убил. Так что они сказали Татхагате: «Почтенный Господин… Старейшина… убил великое множество насекомых».

Татхагата спросил их: «Но видели ли вы, как он их убивал?» – «Конечно нет». – «Вот именно. Так же, как и вы не видели его, так и он не видел тех насекомых».

«О монахи, лишенные притоков не замышляют смерти».

Эту ситуацию комментатор описывает так, как если бы он был обычным человеком.

Эту ситуацию описывают монахи, думающие как обычные люди.

Татхагата здесь приравнивает мышление монахов к «не-видению», «не-видение» Чаккхупалы – к «не-мышлению», а «не-мышление» Чаккхупалы – к «не-убийству», утверждая тем самым, что не-мысль является фактом не-убийства.

Это значит, что в то время, как врачеватель может иметь или не иметь дурную мысль, а монахи могут иметь или не иметь неверную мысль, Старейшина Чаккхупала не может замышлять смерть. Ибо такая мысль просто не может входить в процесс его мышления.

3.3.4. Шестое замечание нуждается в дальнейшем разъяснении. Дело в том, что, когда мы имеем дело с чьим-то умом или мышлением (при условии, что мыслит именно «кто-то», а не «личность»), наша интерпретация ограничена микрокосмом ментальности. Она имеет дело лишь с микрокосмом, который ограничен временем и пространством чьей-то жизни. И повсюду в Дхп. К. ясно подразумевается, что некто свободен думать тем или иным образом в рамках данной ситуации, даже если вся ситуация возникла как кармический эффект его мысли в прежнем рождении. Так что чье-либо мышление можно рассматривать в одно и то же время либо субъективно (то есть с точки зрения свободы выбора), либо объективно (то есть с точки зрения кармического предопределения). В случаях, где вовлечено кармическое предопределение, сама категория свободы выбора совершенно неприменима. Ведь там нет ни свободы, ни несвободы, поскольку мысль уже является бесспорным фактом. И когда наша интерпретация включает мысли, приписываемые чьим-то двум или более жизням (то есть когда мы имеем дело с макрокосмической ментальностью), мы должны учитывать присутствие Будды (или одного из Будд) как наивысшей объективности. Объективности, обнаруживающей в «ком-то» личность, и тогда в мышлении этой конкретной личности есть объективность более высокого порядка, нежели та, что связана с кармическим аспектом мысли и умственности. Так что последний абзац шестого замечания следует понимать в том смысле, что, когда личность стала «свободна от кармических притоков» (anāsava)[69], мысль о причинении смерти объективно не способна проникать в ее ум, как если бы данная мысль обладала собственной отрицательной волей. Но для того, чтобы эта высшая объективность мышления обрела фактичность, ее должен «произвести» и засвидетельствовать Будда.

В случае этой фактичности именно Будда ретроспективно поясняет связь между «одним» и «другим», то есть между Чаккхупалой и врачевателем, тем самым формируя личность («моего сына») из двух этих существований, вместе взятых. При этом Будда проявляет своего рода кармическую память для тех, кто скоро станет Архатами, но не способен обладать такой памятью сам.