Итак, возвращаясь к концу 4.3.3.4. (и, увы, мы недалеко ушли оттуда, откуда начинали), частично соглашаясь с Гюнтером, мы можем сказать, что это одно сознание,
по сути, является одним для многих индивидов подряд, но только при условии его «как-таковости», которая выступает то как скрытая возможность сознания, то как его понимание или осознание, способное описывать себя так, «как если бы оно было памятью» о других перерождениях.4.4.1.
Теория перерождения в ее индийской форме крайне отличается от какой-либо другой трансформации «себя» («самости», «души» и т. д.), и в смысле этого отличия отправной точкой считается именно смерть (а не рождение). Это означает, что индивидуальная линия существования не просто разделена между разными телами, но что главным фактором, отделяющим одно существование от другого, должна быть смерть. [Даже не само «пере-рождение», то есть помещение в лоно, потому что в некоторых случаях после смерти обретают «бесформенное» существование (arūpa-dhātu в буддизме) или же достигают состояния конечного освобождения от всякого существования.]Особенно важно, что после момента смерти все события, происходящие с душой, самостью или сознанием, описываются чисто объективным
образом, то есть как бы «третьим лицом» (и почти всегда от третьего лица). Может даже показаться, что сам факт прямого переживания собственного перерождения мог аннулировать само перерождение, и это, кстати, хотя бы косвенно следует из раннебуддийского учения о карме. Однако, в более широком контексте, нежели буддийский или даже индийский, перерождение можно было бы представлять как прямо дополняющее любое осознающее себя сознание. Более того, можно утверждать, что перерождение как феномен сознания могло всплывать в текстах только потому, что уже существовала идея внешнего наблюдателя, объективно наблюдающего ситуацию в целом. [Говоря «внешний наблюдатель» или «третье лицо», я имею в виду, что «первым лицом» является тот, кому рассказывают или как-то еще сообщают о его другом перерождении, с которым можно было бы условно отождествлять «второе лицо».][120] Вероятно, эту идею можно было бы рассматривать как еще один необходимый элемент в структуре сознания наряду с перерождением.4.4.2.
Упоминание о себе в третьем лице сводится к возможности совсем другого объяснения. Смотря на себя в прошлом (или даже в настоящем), человек видит ментальный механизм (manas), отвечающий за мысли, слова и действия, которые ведут к его (а не этого механизма) сохранению (в кармическом смысле) – то есть того, кого нельзя отождествить с тем или иным ментальным механизмом. Однако такой ментальный механизм нельзя кому-то приписать; напротив, это кто-то может приписывать или не приписывать некоторый ментальный механизм самому себе, а не наоборот, потому что никакой ментальный механизм на такое приписывание не способен. [Я имею в виду, что эта способность ментального механизма является абстрактной и общей, а не конкретной и индивидуальной.] Когда речь идет о прошлом ментальном механизме, это не означает, что он на самом деле существовал в некотором прошлом. Совсем наоборот: именно это приписывание, сделанное кем-то в его настоящем, и формирует само прошлое, которого просто не существует вне или отдельно от этого приписывания. Нельзя сказать, что тот или иной ментальный механизм действительно предшествовал тому, что мы называем «кем-то», взятому до самого «акта» (а точнее, «мысли») такого приписывания. Так что прошлое оказывается не более чем функцией приписывания себе ментального механизма – прошлое, так сказать, ментально и мгновенно актуализируется нами из настоящего момента.4.4.3.
Но у этого приписывания есть еще один аспект. Мыслящий о своих ментальных механизмах как бы передает им все свои модальности сознания (память, намерения, мотивации, умозаключения и т. п.). Так он очуживает себя от всего ментального и наделяет ум рефлексивными способностями сознания – такими как самосознание, самоосознавание, самонаблюдение и т. п. Когда они переданы и приписаны ментальному механизму, все они ментализируются, то есть интерпретируются как естественно ментальные или ментальные по своей собственной природе (svabhāvatah). И только тогда его «дементализированная» мысль (или сознание – ибо, взятые в этой функции, они терминологически едины) может думать о них как о неестественных, поскольку они не разделяют ее собственную природу, или даже как об искусственных, произведенных умом, и т. д.В своих чисто предположительных рассуждениях мы можем даже рискнуть высказать догадку, что по крайней мере в буддизме сама идея перерождения могла возникнуть вслед за идеей триады «мысль/сознание/ум», где считается, что мысль устанавливает сознательный рефлекс над
умом.