Буддист

Текст превращается в потрясающе трогательный коллаж семейных тайн и опечаток, и, несмотря на ностальгическую ноту, кажется, что всё в нем существует в настоящем моменте. Думаю о статье в Huffington Post, которую Матиас Вигенер недавно выложил у себя в фейсбуке: «Смерть – это конец? Ученые предполагают, что время – дело рук человека». В статье говорится о том, что человеческий ум создает иллюзию времени, но самого по себе и как такового времени не существует. Изменения – да, но не время. Изменения – это серия кадров в состоянии покоя. «[В]ремя – внутреннее ощущение, оживляющее неподвижные кадры пространственного мира». Память в посте Джеки про эмбиен кажется серией неподвижных кадров, которые путаются всё больше и больше. Чтобы принять эмбиен и бороться со сном, нужна смелость. То и дело натыкаешься на истории о людях, которые натворили дел под эмбиеном, но ничего не помнят на следующее утро: они объедаются, влезают в долги, закупившись по кредитке в магазине на диване, разбивают машины и попадают в участок, занимаются сексом с кем попало. Донал Мошер рассказывал, что обычно принимает эмбиен и смотрит телевизор, пока его не начнет рубить, а затем мчится в спальню, пока не вырубило окончательно. Бывало, он не успевал добежать и засыпал прямо на полу в коридоре.

Что вы знаете об экстрадиегетике? Я сама не сильна в теории, поэтому предполагаю, что некоторые из моих читателей тоже не знают, что такое «экстрадиегетика», и я не уверена, что смогу дать ясное и точное определение. Но ладно. Интрадиегетика относится к реальности в рамках повествования в фильме или художественном тексте. Сюжет, персонажи, диалоги, и т. д. Экстрадиегетика относится к элементам, существующим вне повествования. Рассказчик в повествовании от первого лица – интрадиегетический, а всеведущий рассказчик – экстрадиегетический. Саундтрек к фильму, который герои, очевидно, не слышат, – экстрадиегетическое явление. Если произведение основано на «реальных событиях», знание публики об этих событиях будет экстрадиегетическим, равно как и осведомленность о жизни актеров: так, смерть Хита Леджера добавила нерв к его образу Джокера в «Темном рыцаре». «Новый нарратив» – как и этот блог – проблематизирует и размывает грань между интра- и экстрадиегетическим.

К чему я веду, так это к Доналу и документальному кино. Донал вместе с Майком Палмиери снял полнометражный документальный фильм «Осенняя страна». В буклет к DVD включена моя статья. «Осенняя страна» посвящена семье Донала, живущей в северной части штата Нью-Йорк. Один из любимых «персонажей» его фильма – тетя Дениз. Она ведьма, и вместе с ней Донал отправляется на кладбище с камерой, чтобы снять призраков. Когда премьера фильма состоялась на Лос-Анджелесском кинофестивале в 2009 году, я как раз оказалась в городе. Я пошла на показ со своей подругой Ламар, которая под псевдонимом Лара Паркер сыграла ведьму Анжелику в «Мрачных тенях», готической мыльной опере, которую показывали на канале ABC с 1966 по 1971 год. Ребенком Донал обожал «Мрачные тени», и они с Дениз, тоже фанаткой, регулярно смотрели их вместе. Дениз была в восторге, когда узнала, что Анжелика посмотрела ее фильм. Видите, как тут путаются интра- и экстра-? Кто здесь фанат, кто персонаж, кто зритель? Где фильм сменяется настоящей жизнью? Ламар подписала фотографию Анжелики и отправила ее Дениз.

Сам Донал снялся в другой документалке, «Тональность соль» (Key of G) Роберта Арнольда, в котором «мы наблюдаем за Ганнетом, обаятельным двадцатидвухлетним парнем с нарушениями физического и умственного развития, который покидает материнский дом и делит квартиру с группой художников и музыкантов, в чьем лице обретает не только опекунов, но и настоящих друзей». Донал – главный опекун в фильме. Я посмотрела «Тональность соль» на кинофестивале в Сан-Франциско незадолго до того, как Донал переехал в Портленд, и уже начала скучать по нему. Смотрела на него на «большом» экране кинотеатра Kabuki и чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Донал превратился в образ, думала я. От него остался лишь образ. Все эти дни я сильно переживала, что он уезжает, и вот он был прямо передо мной, снятый невозможно крупным планом, и таял.