Читаем Буддист полностью

В нашем с Кевином стихотворении о гей-браке нет ебли: мы столько ебались в письме, неужели кому-то еще не надоело? Ариана: я часто бываю той еще сладострастницей, во мне кипят похотливые мысли и низменные чувства, и я отринула чистоту и изящество аккуратного и безупречного письма. Я считаю, что тексты должны быть грязнее, чрезмернее. Думаю о неопубликованном финале книги буддист, я собиралась оторваться на всю катушку, но вместо этого написала правильное, почти слащавое заключение. Может, мне вставить в финал член буддиста? Член буддиста уже есть в самом начале, до блога. Столько члена достаточно? Возможно, член буддиста мог бы послужить убедительным обрамлением? Странно было вот что: пока мы не встретились лично, он не давал волю сексуальности, обрывал любые мои откровенные сексуальные аллюзии, даже когда было проговорено, что мы станем любовниками, – по его словам, еще не наступило время для «любовного флирта». Когда он читал «Мину», я беспокоилась, что он сочтет меня шлюхой, похабницей, что я ему разонравлюсь. Знаю, позволять себе даже думать такое – пиздец, но в моей голове много пиздеца; а потом за два дня до прилета он сказал, сегодня особенно благоприятная ночь, можем попробовать кое-что новое по телефону, – в общем, он расстегнул штаны и поставил саке рядом с кроватью, я сняла штаны и спросила, чего ты хочешь, он сказал, чтобы ты кончила, я сказала окей, и вот я работаю над этим, а он молчит в трубку, я предлагаю ему помочь мне, он говорит, что не знает, что говорить, – у меня тоже не то чтобы большой опыт секса по телефону, может быть, с четырьмя людьми, и всем им было что сказать, но буддист молчал, так что я пыталась работать с тем, что есть, погрузиться в мазохистическое удовольствие от его неуютного молчания, а потом я кончила – это был томный, вязкий оргазм, – буддист выглядел растроганным, вне себя от нежности и признательности. Вот чего не хватает книге буддист, нашей нежности и радости – на занятиях я бы назвала это точкой отсчета, на контрасте с которой можно прочувствовать потерю – радости было так много, целые месяцы – он был моим человеком, как сказала Айлин Майлз за чаем после чтений в Modern Times в прошлом сентябре, в мире так много замечательных, эрудированных, остроумных, сексуальных, привлекательных, заботливых людей, есть дорогие, любящие меня друзья, есть даже фанаты, от чьей похвалы я краснею, – но буддист был моим человеком, осью, вокруг которой вращались все остальные. Это одна из версий.


Ариана пишет мне: «Шлю тебе много любви». Как будто любовь отправить проще всего на свете. Я сейчас похожа на своего брошенного кота Теда, который таращит зеленые глаза из-под кровати, где нашел укрытие: позволю ли я тебе погладить себя? По дороге в ветклинику на Харрисон-стрит припаркован серый фургон, на борту которого написано ЕШЬ КИСКУ А НЕ КОРОВУ, ну просто подарок Вселенной этому стихотворению (могу ли я назвать это стихотворением?). ЕШЬ КИСКУ А НЕ КОРОВУ идеально сочетается с первой книгой Арианы «Корова», где она исследует насилие в отношении коровы/женщины: до того, как мы познакомились, она отправила мне экземпляр, обложку которого собственноручно закрасила золотым баллончиком, спрятав фотографию скотобойни. Было похоже на валентинку: она словно пыталась сделать мир чуть краше для меня. Ариана: Сочный розовый капюшон над этими длинными губами. В те выходные, когда я трахнула буддиста, Ариана тоже была в городе – приехала на чтения, – но мы не встретились, я была с ним. Почувствуйте ее энергию на фоне наших сексуальных сцен, прозрачная молочно-голубая вуаль, переливающаяся золотой пылью. Тяжело казаться нормальной, когда ты вся в письме. Ариане я завидую за ее способность создать образ, в котором некоторое безумие воспринимается как должное. Я вру студентке, с которой у меня встреча, и мчусь в туалет, чтобы сделать еще пару заметок для этого текста.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее