Читаем Буддист полностью

Он завел себе привычку уставиться и глаз с меня не сводить всякий раз, как завидит меня. Я не хотела тебя расстраивать в праздничную неделю – но тут на семинаре Шэрон Зальцберг был случай с обувью. Поднимаюсь по лестнице, опаздываю, он просто сидит – все внутри, а он СНАРУЖИ – (медитирует, что ли?) среди ОБУВИ. Неловко-то как. Он просто смотрел на меня, не отводя взгляда. Я подумала, что это как-то агрессивно. В этих взглядах есть что-то невысказанное о блоге, твоем блоге… Что он делал среди обуви?

Над моими монетками рябит вода: представила, что это я наткнулась на буддиста, медитирующего среди пар обуви. Я не обращаю внимания на его взгляды, снимаю свои «флювоги» и кидаю их в общую кучу. Я не говорю ни слова, сажусь рядом с ним на пол скрестив ноги и фокусируюсь на дыхании. Пока я печатаю это, Леди Гага по радио поет: «Вляпалась в дурной роман»[18].


4/3/11

Лэп-дэнс

Ариана Рейнс прислала мне свое стихотворение для выставки «Воздух, которым мы дышим» (The Air We Breathe), посвященной однополым бракам. Для каталога выставки Музей современного искусства Сан-Франциско заказал стихи Джорджу Албону, Уиллу Александру, Джону Эшбери, кэри эдвардс, Энн Уолдман, Ариане и нам с Кевином, совместные. Стихотворение Арианы начинается так:

Отчего бы Кевину КиллиануНе жениться на президентеБоливии Эво Моралесе, если захочется, и при этомОстаться в браке с Доди Беллами, отчего бы и нет?

Ее стихотворение на девяти страницах поднимает много тем, но я особенно отметила члены и еблю, от ее стихов мне тоже хочется писать о членах и ебле. Сижу в кровати с лэптопом на коленях, прямо как в кино или как студенты на диванах у входа в Писательский центр в Колледже искусств, которые молча сидят рядом, уставившись в экраны балансирующих на бедрах лэптопов; темнеет, но никто не собирается включать свет. Лица студентов освещены экранами и от этого выглядят жутко, как будто лэптопы высасывают им мозги. Если бы я сейчас писала «Письма Мины Харкер», я бы порассуждала о сексуальности лэптопа, как я вбиваю слова прямо себе в пизду, как хорошо ебаться с компьютером, моя речь содрогается от желания – весь этот лэп-дэнс в духе Ролана Барта; я бы раскрутила мысль дальше и дальше, скомпилировала фильмы и цитаты из Делёза, в которых все глаголы заменила бы на «ебать» – в девяностых я была эффектнее, ну или хотя бы пыталась быть, а сейчас моей пизде никакой ебли не светит, потому что у меня там проблемы, и нет это не ЗППП, на которые можно провериться в «Кайзере», – тем не менее, врач сначала предположила, что это герпес, и я была уверена, что заразилась от буддиста; невиданная ярость хлынула в мое тело и заметалась туда-сюда, от чакры к чакре, как взбесившийся пинбол, флип-флип-флип-флип-флоп-флип-флоп ебучие безответственные буддисты, бесилась я, но хотя бы я не спала с регентом, саркастично цедила я, имея в виду преемника Трунгпы Ринпоче, который, зная, что у него ВИЧ, спал со студентами направо и налево, преимущественно с гетеросексуальными мужчинами, заразил одного из них, а тот – свою девушку, притом незадолго до своей смерти. Чудовищ ебет не сон разума, но бдительная и неусыпная рациональность. В одном буддист был невиновен: у меня нет герпеса, так что он не мог меня им заразить – но я возненавидела его, когда подумала, что у меня герпес, и ненавидеть его было проще, чем не ненавидеть. Ненависть – черный цвет от эмоций, черный поглощает все остальные цвета, и они исчезают, так же и с ненавистью: разбитое сердце и слезы растворяются во мраке ненависти.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее