[9] Чем глубже вы будете погружаться в размышления о вовлеченности… тем труднее вам будет найти простой ответ.
Среди проблем, которые возникают при попытке найти такой ответ среди рассуждений о вовлеченности, есть вопрос о том, как понимать слово «освобождение». В одном древнем буддистском комментарии говорится, что в данном контексте имеется в виду, что если сознание освобождается, то освобожденный после смерти не отправится на новый круг перерождений (см. Bodhi, 2000, с. 1060, прим. 72). Значение такого толкования станет более понятным после прочтения главы 14, однако сейчас можно сказать, что с учетом этого толкования сложнее приравнять освобождение сознания к освобождению человека. (Это толкование, можно сказать, предполагает, что если человеку удалось достичь освобождения здесь и сейчас, то его сознание приобретает качества, которые обеспечат освобождение иного рода после смерти.) Важно иметь в виду, что это всего лишь толкование. В версии того же текста на языке пали не говорится, что «освобождение» относится только к перерождению; там вообще не упоминается перерождение в соответствующем контексте. Более того, древние комментарии часто делались с единственной целью – устранить мнимые противоречия между сутрами, поэтому ничего удивительного, что в этом комментарии предлагается толкование, сводящее к минимуму именно то кажущееся расхождение, которое я здесь пытаюсь подчеркнуть. Бхиккху Бодхи говорит, что это толкование выглядит правдоподобным, однако не бесспорным и в любом случае не мешает толковать слово «освобожденный» в более широком смысле. (Источник: личное общение.)Возможно, куда важнее, по его словам, тот факт, что, вне зависимости от толкования этой сутры, во многих других говорится об освобождении разума при просветлении и что во многих сутрах «разум» и «сознание» – два различных перевода одного и того же термина. (На самом деле сам Бодхи считает, что в странной строчке сутры о бессамости, заинтересовавшей меня, «освободившись, он достигает нирваны», «он» следует читать как «разум». В оригинальном тексте на пали, как это часто бывает в этом языке, подлежащее отсутствует, и переводчики пишут «он» по контексту, но Бодхи утверждает, что, с учетом всех обстоятельств, правильнее было бы писать «разум».)
В целом, учитывая не только упоминание освобожденного сознания в сутре о вовлеченности, но и подробные описания освобожденного разума в других сутрах, вполне разумно предположить, что Будда считал, будто сознание освобождается при просветлении. Однако любая попытка доказать, что совокупность сознания и есть тот «он», что освободится, вступает в противоречие с первой сутрой о бессамости, где говорится, что освобождение требует оставить все пять совокупностей, включая сознание. Даже сутра о вовлеченности, когда призывает избавиться от «жажды» в совокупностях, говорит обо всех пяти совокупностях, включая сознание, полностью совпадая в этом отношении с сутрой о бессамости. Тем не менее, что самое интересное, сутра о вовлеченности предполагает возможность того, что совокупность сознания и есть личность – не только в строчке, которую я привел в тексте книги, но и в преамбуле, где Будда утверждает: «Тот, кто вовлечен, тот не освобожден. Тот, кто не вовлечен, тот освобожден», – и развивает мысль о вовлеченности и невовлеченности как связи между сознанием и прочими совокупностями.
[10] Именно в «сознании свидетеля» и обитает «я», оставшееся после освобождения.
Описание такой модели «двух режимов сознания» можно найти, в частности, в Albahari, 2006. Можно даже сказать, что все, написанное по поводу этой модели, взято у Альбахари. Так или иначе, она вводит термин «сознание свидетеля» и утверждает, что именно это состояние сознания описывает Будда в Бахуна-сутте (см. Thanissaro, 1997), что, освободившись от пяти совокупностей, монах «пребывает с умом, свободным от ограниченностей»).