Будни

— Видишь ли, папа, наш язык постоянно обновляется, в том числе и за счет уличного жаргона. Ты почитай Даля: там ведь тоже полно всякого сленга, только Даль называет его просторечием… И вообще, отец, — тут Борис обнял отца за плечи: это означало, что дальше последует какая-либо вежливая ядовитость, — и вообще, отец, давай провозгласим дома принцип невмешательства на основе взаимной любви и уважения.

Как всегда, в том, что отвечал ему сын, была некая внешняя логика, он умел любой свой поступок, любую вздорную мысль облекать в такую доказательную форму, что у Владимира Сергеевича отпадала охота спорить. Было время — возникало раздражение, но оно уже давно омертвело, не исчезло, а как бы обескровилось и лежало на дне души не шевелясь; взамен воцарился покой отчуждения, привычное нежелание обсуждать какие бы то ни было проблемы, способные вызывать недовольство друг другом.

Даже в комнату сына Владимир Сергеевич заходил крайне редко. Стойкий сигаретный дым, книги, разбросанные где попало, на подоконнике, на диване, под ногами на полу; непонятные и не всегда приличные рисунки, приколотые булавками к обоям, — ко всему этому следовало как-то отнестись хотя бы внутренне, но то отношение, которое рождалось при виде всего этого, смущало Владимира Сергеевича, он опасался своего резкого мнения.

Наталья Михайловна ладила с сыном легко, держась с ним приятельского тона, — это получалось у нее не всегда естественно, бывало и натужно, но приятельство молодило ее в собственных глазах, а Борису позволяло жить, как ему вздумается. Над Владимиром Сергеевичем они разрешали себе изредка подтрунивать — добродушно, как им казалось.

Борис прохаживался насчет отцовской науки:

— Ты не находишь, папа, что твоя социология еще не вполне наука?

— То есть?

— Во-первых, нет никакой гарантии, что на ваши бесчисленные опросы-анкеты люди отвечают искренне. Врут, небось почем зря. Во-вторых, даже если и отвечают правду, то кому нужна эта ихняя правда? Она же стихийная, батя, и нельзя же считать ее общественным мнением…

— А каким же, по-твоему, путем следует изучать его? — вяло спросил Владимир Сергеевич.

— Да его не надо изучать. Его надо диктовать: стихии следует противопоставлять порядок. Общественное мнение сосредоточено не в недрах беспорядочной толпы, а в умах авторитетных людей, обладающих властью, конечно же выборной, то есть полномочной.

Возражать на это Владимиру Сергеевичу было скучно, да он и понимал, что сын попусту задирается, но, сам того не сознавая, Борька произносил то, что отцу уже не раз приходилось слышать от людей гораздо более значительных, нежели мальчишка-студент.

Разумеется, эти значительные люди не задавали подобных вопросов и не высказывались настолько нахально впрямую, однако их внимание к тому, чем занимался Владимир Сергеевич, оживлялось лишь тогда, когда результаты его исследований совпадали с загодя составленными указаниями, постановлениями и планами этих значительных людей. Его наука была призвана подтверждать планы, а не расходиться с ними. И если результаты его исследований грубо противоречили им, то всегда оказывалось, что ошибки надлежало искать в его научном методе, а не в загодя составленных решениях и постановлениях. Смириться с этим было невозможно. Он поначалу и не смирялся, даже иногда пёр на рожон, но это отнимало столько сил и, главное, приводило к ничтожным итогам; тешилось лишь его самолюбие — дескать, хватило у него отваги на сопротивление начальству, — но суть дела не изменялась: ответственное задание отбирали у его институтского сектора и передавали в другой институт, где все, что требовалось руководству, идеально подтверждалось и научным методом, и угодливой «потолочной» статистикой.

«И все равно я им не поддамся!» — упрямо думал Владимир Сергеевич.

— …Ты меня не слушаешь, Володя? — донесся до него голос жены. Она ласково дотронулась до его руки.

— Да нет, я все понял, — сказал Владимир Сергеевич. — Сегодня нашей Альме приведут жениха, в связи с чем я должен прийти домой позднее обычного.

— Пожалуйста, не обижайся, — просительно улыбнулась Наталья Михайловна. — Мы с Борей решили, что тебе лучше не присутствовать. Поверь, это достаточно хлопотно, да и лишний человек будет их только нервировать. Ты же сам видишь, в каком состоянии Альма. Ее бы, по правилам, вообще полагалось отвести к нему, но он живет в коммунальной квартире, а там ремонт и не работает отопление, холод собачий, у них может не получиться…

Проводив его до дверей и поцеловав на прощание — это соблюдалось всегда, — она сказала тихим, виноватым голосом:

— Я понимаю, что тебе не до того, Вова, но я так редко обременяю тебя. Ну могу я позволить себе хоть какое-то невинное увлечение. Мы так с тобой скучно живем. У тебя-то хоть есть любимая работа, а у меня…

Лицо ее, лишь чуть-чуть намазанное кремом, светилось той девичьей беспомощностью, которая когда-то пленила Владимира Сергеевича и еще не покинула его памятливое воображение.

— Ладно, — сказал он. — Приду попозже. На который час назначена свадьба?