Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Дневник лежал на видном месте и, будучи одним из немногих личных предметов, расположенных в зоне досягаемости, привлекал к себе повышенное внимание. Льюис посчитал это добрым знаком. Тут любой индивид, даже начисто лишённый любопытства, нет-нет, да и заинтересуется. Рекс, судя по наглому выражению лица, и своеобразному прищуру, пойманному в объектив камеры, точно не упустит возможности сунуть нос в личную жизнь постороннего человека. И этот процесс ознакомления пройдёт в кратчайшие сроки, за чтением, сократив разговоры до минимума, а, значит, сэкономив обоим порядочное количество времени.

Придуманный план Льюис считал практически идеальным.

При таком раскладе от него требовалось немного. Покинуть комнату, оставив дневник на столе, прогуляться до темноты и вернуться незадолго до отбоя. Так, чтобы быть уверенным: с дневником потенциальный раздражитель ознакомился, всё понял и вопросов не имеет. После этого уже не придётся натужно улыбаться и на пальцах объяснять, что к чему. Для человека, с трудом подыскивающего нужные слова во время скандалов и несколько теряющегося, если оппонент повышал голос, этот метод передачи информации считался единственным верным.

Но удача Льюиса не любила. Он пришёл к такому выводу прежде, а сегодня окончательно убедился в правдивости заявленной теории.

Она решила, что он не имеет права так запросто отделаться от чужого общества, и поспешила столкнуть Льюиса лицом к лицу с соседом.

Он ещё не успел прикоснуться к ручке, а дверь уже распахнулась настежь, и Льюису пришлось отступить на несколько шагов назад, уступая дорогу, потому что в противном случае его бы просто смели.

Банально не заметили бы, что на пути кто-то стоит. Или стоял.

Льюис на мгновение зажмурился, а потом вновь широко распахнул глаза, надеясь, что от яркости в глазах не зарябит.

Не зарябило. Да и яркости заявленной не было. Умеренно, сдержанно, вполне нормально.

Некто, носивший имя, наталкивающее на мысли о собачьих кличках, уже успел влезть в стандартную школьную форму, потому оценить его вкус в одежде не представлялось возможным, а вот на столь раздражающую внешность посмотреть – сколько угодно. Хоть до проявления рвотного рефлекса можно таращиться, никто не запрещает.

То ли сотрудники издания изрядно поработали с графическими редакторами, выбелив герою материала кожу и добавив несколько тонов шевелюре, то ли ещё что-то случилось – тут Льюис заходил в тупик и не представлял, какими способами вообще возможно настолько испоганить внешность человека. Однако в жизни Рекса Мюррея реально было определить в категорию, если не красивых, то, как минимум, симпатичных людей. И волосы у него были не цвета подгнившей моркови или ржавчины, как представлялось изначально, а что-то… Что-то такое, что принято именовать благородной рыжиной.

Впрочем, это открытие отношение Льюиса к происходящему и к личности соседа нисколько не меняло.

Преодолев расстояние от двери до пустующей кровати, Рекс швырнул сумку прямо на пол, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, после чего провёл ладонью по волосам, приглаживая их, словно желая одним махом избавиться от всех жизненных перипетий, его угнетающих, и только после этого резко развернулся на каблуках начищенных туфель. На лице его было стандартно скучающее выражение, великолепно маскирующее истинные эмоции, если они вообще у него имелись, и тот факт, что в комнате обнаружился ещё кто-то, помимо него, никакого эффекта не произвёл.

Гнетущее молчание, установившееся в помещении, напоминало по всем параметрам тишину, предшествующую дикой грозе, когда в один миг по небу проходит раскат грома, а вслед за ним ударяет молния, пугающая и невероятно сильная.

Потом Рекс улыбнулся, и Льюис поймал себя на мысли, что его только что мысленно перемололи и выплюнули, подобно скелету ненавистного анчоуса, попавшемуся в начинке пиццы. Улыбку сложно было назвать располагающей или приветливой. В ней прочитывался сарказм и некая насмешка над обстоятельствами. Над всем происходящим.

Рекс как будто на начальном этапе общения распределил роли самостоятельно и собирался отхватить лидерство себе, не оставив Льюису ни единого шанса.

Льюис испытал острую потребность в совершении бегства.

Перспектива снова пообщаться с Сесиль, ставшей, кажется, его персональным кошмаром за годы столкновений по поводу и без, представлялась ему не столь отвратительной, как необходимость прожить в одной комнате с этим человеком.

– Привет, – произнёс Рекс, продолжая стоять на месте.

Он не предпринимал попыток подойти ближе и не собирался протягивать руку для рукопожатия. Последнее, впрочем, было довольно разумным поступком. В противном случае, его жест так и остался бы без ответа, а этот поступок во многом граничил с унижением.

– Добрый день, – сдержанно ответил Льюис, сложив руки на груди.