Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Впервые за долгие годы близкого общения Энтони видел его в таком состоянии и, признаться, немало удивился, поскольку привык к другому Терренсу – уверенному в себе, знающему, что, как и когда сказать. За словом в карман тот никогда не лез, а сейчас стоял и едва ли не мямлил.

Боялся обнажить истинные чувства?

– Почему же?

– Тебя я вряд ли возненавижу. У нас нет ничего такого, что пришлось бы делить. В нашем общем прошлом нет сексуальных скандалов. У нас есть только обсуждение других людей и событий, плюс редкие поцелуи ради фана – всё равно, что своё отражение в зеркале целовать. На такой почве ненависть не вырастет.

– А с ним есть?

Терренс посмотрел на друга неотрывно, и по одному только взгляду стало понятно, что отвечать прямо он не станет. Но ему и рта открывать не требовалось. Энтони изучил его столь же хорошо, как и самого себя, если не лучше. Любая эмоция Терренса была ему понятна и доступна без дополнительных подсказок.

– У меня нет повода возненавидеть тебя. Но есть повод возненавидеть эту счастливую пару, которая на каждом углу вопит о своей любви и только что розовый сироп вперемешку с лепестками роз литрами не разливает, чтобы все окружающие прониклись. И я их ненавижу. Искренне и отчаянно, как не ненавидел никого и никогда прежде. Ненавижу обоих сразу и каждого по отдельности.

Как Энтони и предполагал, прямого ответа Терренс постарался избежать, сделав ставку на более размытую формулировку.

Всё буквально кричало: да, у него есть что-то общее с участниками этой истории.

Об общем прошлом Терренса и Кейт Энтони знал. Причём не по рассказам очевидцев, опускающих многие неаппетитные моменты, а в подробностях, которые старался позабыть. Они были ему категорически неприятны.

Именно Энтони когда-то довелось стать свидетелем представления, разворачивавшегося на его глазах с сумасшедшей скоростью. Он до сих пор помнил, как кожные покровы потеряли целостность, полилась кровь, а Рейчел, которой он закрыл глаза ладонью, закричала от ужаса.

Природа отношений Терренса и Рендалла оставалась для него загадкой.

В школьных коридорах эти двое почти не проявляли друг к другу никакого интереса. Обменивались какими-то незначительными репликами, могли посмеяться над одной шуткой, или над тем, как Терренс манерно, желая развести собеседника на эмоции, тянул его имя и сам же первый начинал хохотать.

«Ре-е-е-ен».

Странно, но только Терренс позволял себе сокращать имя одноклассника подобным образом, все остальные обращались к нему исключительно «Рендалл», не экспериментируя. Тот сам говорил, что не любит, когда его называют иначе, но Терренс редко обращал внимание на чужие замечания, делая то, чего хотелось ему.

Они не были друзьями.

Это место всегда, с самого первого класса младшей школы, а то и раньше, было приватизировано Энтони.

Они не были названными братьями.

Терренс не нуждался в этом, потому что брат у него и так был. И лучше Мартина с этой ношей – а в том, что Терренс в быту – это чистое наказание, Энтони не сомневался – никто не сумел бы справиться.

У Мартина получалось на «отлично».

Они и врагами не были.

Потому что здесь – без вариантов – главенствовал Трой, когда-то поспоривший, что отобьёт у Терренса Мишель, и, что примечательно, одержавший победу в противостоянии.

Так закончились их хорошие отношения, уступив место четырёхлетней вражде без конца и без края.

Но Рендалл…

Кем был Рендалл? И чем так провинился перед Терренсом, что тот с начала этого учебного года готов был сожрать виновника своего дурного настроения без соли и сахара, предварительно собственноручно настрогав из него более или менее аппетитную нарезку?

Вряд ли всё упиралось исключительно в школьные дела. Скорее всего, оно этого и не делало.

Можно было попытаться вытянуть из Терренса правду, но этот процесс представлялся напрасной тратой времени, что горох об стену или бисер перед свиньями.

Не захочет откровенничать – промолчит. Уже сейчас видно, что он не устроит сеанс откровений и не продаст билетик на аттракцион, именуемый условно «Душа нараспашку».

Не имеет значения, что там в его глазах прочитывается.

Без подтверждения все теории так и остаются гипотезами.

Энтони отмахнулся от своих размышлений и уточнил кое-что, касавшееся природы чужой ненависти, точнее, её силы.

– Никого? Даже Троя и Мишель?

– Даже их, – ответил Терренс, потратив на размышление не более десяти секунд.

И этим окончательно подтвердил догадки.

Энтони покачал головой и про себя порадовался тому, что никогда не переходил Терренсу дорогу.

Чревато было неприятными последствиями.

Терренс был достаточно неплохим, даже хорошим другом, но отвратительным возлюбленным.

Потому Энтони ещё сильнее порадовался тому, что никогда не любил его неистово, искренне и сильно. Да и просто так не любил, предпочитая не сворачивать с выбранного пути и предлагая только дружеские отношения – взаимовыгодный союз.

За любовь к Терренсу, кажется, приходилось дорого платить.

За любовь Терренса приходилось платить ещё дороже.

И кое с кого обещали содрать тройную цену.

========== Глава 2. Тот, кто осложняет процесс взаимопонимания. ==========