Вот она его башня – комната. Вот он – живое воплощение леди Шалотт, проводящей все свои дни одинаково. Вот оно его волшебное зеркало – окно, через которое он смотрит на окружающий мир и на других людей, а его пряжа – очередная запись, отражённая на страницах дневника. Личное проклятье в наличии, только в его случае оно далеко не таинственное, а самое обыденное. Имя ему – прошлое.
А Ланселота действительно нет. Даже пародии на него, и той не обнаружено. Потому волшебница продолжает коротать время в ожидании.
Льюис хотел сказать, что Рекс несколько ошибся в распределении ролей. И Ланселот уже был, только не волшебница пустилась за ним по реке, а он сам решился подняться к ней, а потом стремительно слетел с лестницы – закончилось всё не по канонам, но не менее трагично.
Однако спорить не хотелось.
Льюис чувствовал, что сегодня и без того наговорил много лишнего. Совершил ошибку, поддержав сомнительный разговор, а, не пресекая его на начальной стадии.
Он слишком расслабился и позволил себе оттаять. С этим нужно было заканчивать.
Он закрыл окно и опустился на кровать.
– Ты знаешь литературу. И эту балладу ты тоже знаешь, – произнёс Рекс.
– Знаю, – согласился Льюис. – Только в моём исполнении она получила иную интерпретацию.
– Правда?
– Да. Я убил своего Ланселота и, думаю, поступлю так же со всеми его последователями, насколько бы прекрасными они не были. Потому, если сир желал спасти меня от призраков, то он порядком опоздал. В замке сезон наглухо закрытых дверей и монстров, сидящих перед главными воротами.
– С тобой сложно, – заметил Рекс.
В ситуации, располагающей к романтике, он должен был произнести что-то вроде «я люблю сложности» и торжественно пообещать добиться поставленной цели. Реальность отличалась от придуманного мира. Здесь Рекс лишь покачал головой, потёр переносицу и тихо засмеялся. В последний раз посмотрел на своё отражение в зеркале, пригладил волосы и оставил Льюиса в столь желанном одиночестве.
Настало время праздновать победу над обстоятельствами, но Льюис не ощущал триумфа. Прижав к груди ежедневник, он отвернулся к стене и закрыл глаза, выдыхая тихо-тихо.
На грани слышимости.
Он вспоминал строки баллады, примеряя их на себя.
Сопоставлял со сложившейся ситуацией, находя немало общих черт.
Порвалась ткань с игрой огня,
Разбилось зеркало, звеня,
«Беда! Проклятье ждёт меня!» –
Воскликнула Шалотт…
========== Глава 3. Тот, кто пробуждает ото сна. ==========
Больше всего на свете Альберт ненавидел процесс ожидания.
Когда его посещали идеи, он стремился поделиться ими с окружающими в кратчайшие сроки. Как только с процессом ознакомления было покончено, он мечтал поскорее перейти к реализации. Каждая минута промедления становилась для Альберта испытанием силы воли.
Тем не менее, он сейчас старался держать себя в руках и не проявлять излишнюю настойчивость, постоянно напоминая Рексу о необходимости присутствия на репетициях. Готов был ради дальнейших творческих достижений наступить на горло собственной песне и перестать придираться к каждому опозданию. В конечном итоге, за месяц сотрудничества они смогли сделать очень многое, а в планах значилось ещё большее количество потенциальных свершений.
Рекс не изображал заинтересованность ради приличия, в попытке привлечь к себе внимание Альберта. Как раз к Альберту он повышенного интереса не проявлял, воспринимая его ровно, в качестве приятеля, не более того. Рекса по-настоящему увлекло театральное искусство, и он, не задумываясь, отправился в этот клуб по интересам, проигнорировав спортивные объединения, хотя, как показала практика, с этим у него тоже никаких проблем не было.
Поняв, что их общество получило вливание новой крови – пусть и не в огромном количестве, как им бы того хотелось – Альберт и Эштон воспрянули духом. После чего приступили к активной реализации былых идей.
Не получая отклика, они забросили эти наработки в долгий ящик, отложив до лучшего периода. Настало время вытащить их на свет, отряхнуть от пыли и попытаться претворить в жизнь.
Конечно, в первоначальном виде они никуда не годились. Большинство их предстояло переработать, дополнить множеством мелких деталей, создающих необходимый колорит, подкорректировать, поскольку мировоззрение обоих участников тандема менялось с годами, тщательнее потрудиться над проработкой персонажей и суметь подать темы, поднятые в произведениях, написанных для сцены, максимально легко, в игровой форме, отказавшись от извечного морализаторства.
Рекс как-то упомянул об этом в разговоре с Эштоном.
Альберт, стоявший во время разговора поблизости, сперва хотел возмутиться, а потом подумал и не стал принимать скоропалительных решений.
Он взял всё, сказанное Рексом, на заметку, чтобы в дальнейшем обсудить это с Эштоном, оставшись уже тет-а-тет. Они спорили долго и оживлённо, но, в итоге, пришли к выводу: Рекс прав. Им есть, над чем поработать.
Собственно, тем они и занялись.