Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Его можно без сомнения назвать терпеливым, понимающим, готовым ждать, сколько угодно – лишь назови причину страхов. Ничего объяснять не придётся, он сам додумается, в чём кроется причина отторжения к прикосновениям со стороны посторонних людей. Он ведь уже понял, что это именно отторжение, а не страх, пока психологи с завидным постоянством выдвигали на первый план теорию о гаптофобии. В отношениях с ним есть то, чего не было и не намечалось в общении со многими другими людьми. У них есть доверие, а это значит…

– Ничего, – хрипловато произнёс Льюис. – Совсем ничего.

Выключив воду, он потянулся за полотенцем и замер, услышав шаги постороннего человека.

Разумеется, это мог быть, кто угодно, но Льюис поймал себя на мысли, что по ту сторону двери в обязательном порядке окажется именно Рекс. В противном случае, закону подлости придётся написать прошение об отставке.

Льюис на время так и замер с протянутой рукой, потом стряхнул с себя оцепенение и всё-таки довёл задуманное до конца, схватив и потянув ткань. Начал вытираться, предварительно набросив второе полотенце на голову.

Шаги стихли, и Льюис окончательно утвердился в правильности своей недавней догадки. Рекс жаждал разобрать вечернее происшествие по косточкам, а потому последовал за соседом и теперь дожидался его появления, чтобы начать разговор.

Льюису ни о чём разговаривать не хотелось, но на понимание со стороны Рекса он не рассчитывал. Он может просидеть здесь до самого утра, ожидая освобождения дороги, но Рекс тоже не сдвинется с места, потому что умеет ждать и, несомненно, способен добиваться поставленных целей.

Визитёр некоторое время топтался на месте, после чего сел прямо на пол, прислонившись спиной к двери, отделявшей кабинку от общего помещения.

Подозрения Льюиса подтвердились окончательно, теперь он не сомневался, что Рекс пришёл сюда ради откровенного разговора.

– Можешь быть уверен, что я всё равно дождусь твоего появления, сколько бы времени на это потратить не пришлось, – произнёс Рекс. – Или же нам придётся разговаривать вот так, через дверь. Ну или не разговаривать. Чтобы донести свою мысль, мне достаточно произнести монолог для одного благодарного слушателя, а я точно знаю, что он – благодарный. Ты, конечно, стараешься доказать обратное, заявляя, будто тебе наплевать и на меня, и на то, что между нами происходит, но не сомневаюсь, что слушать будешь, затаив дыхание. Ты и сейчас пытаешься не выдать своего присутствия, потому дышишь через раз. Не забудь для подстраховки открыть дверь, потому что в противном случае свалишься в обморок от недостатка кислорода, и мне придётся её выламывать, чтобы убедиться: мой бедовый сосед не приложился головой об пол и не утопает теперь в крови. Мне бы не хотелось уничтожать школьное имущество, но твоя жизнь гораздо дороже. Это неоспоримый факт.

Льюис стоял, прижав к груди полотенце и боясь пошевелиться.

Вряд ли у Рекса имелась заранее заготовленная речь, сейчас он импровизировал. Часть сказанного представлялась Льюису полной ерундой, но по ряду пунктов Рекс попадал точно в цель. Льюис не хотел устраивать длительный и подробный разбор полётов в попытке выяснить, почему он ведёт себя именно так, а не иначе. Откуда у него появились подобные реакции на происходящее. Почему он не желает откровенничать о прошлом. Он хотел бы испариться отсюда, но такой возможности его лишили.

Рекс, как ни в чём не бывало, продолжал сидеть на полу, подпирая собой дверь. Решимость, сквозившая в его словах, не давала простора для метаний, не позволяла рождаться мыслям, гласившим, будто это всё шутка. Ещё немного времени, и Рекс уйдёт восвояси, посмеявшись предварительно над чужими необъяснимыми и – наверняка! – глупыми комплексами. Юности ведь свойственно превращать муху в слона, раздувая мизерную проблемку до космических масштабов. Так, скорее всего, поступает и Льюис. Верно? Не оставляло ощущение, что Рекс просто обязан думать в этом направлении с высоты своей благополучной жизни, в которой нет места для школьников с исполосованной спиной и не менее, а то и более, покалеченной психикой.

Будучи заточённым в четырёх стенах, Льюис жалел только о том, что в зоне досягаемости нет зеркал. Сейчас он не отказался бы посмотреть на себя обнажённого, поймать отражение в этом убийце надежд с амальгамной плёнкой. Бросить мимолётный взгляд на привычное, а оттого уже не слишком раздражающее некрасивое лицо с большим ртом, провести ладонью по волосам, подцепить мокрые пряди, убирая их на одну сторону и внимательно, не щадя собственное чувство прекрасного, рассматривать спину. Долго, пристально, понимая, насколько она пострадала в своё время.

Зеркало по щелчку пальцев не появлялось. Льюис прокручивал перед глазами воспоминания, и ему хотелось кричать. Чувствуя прикосновение лезвия к коже, орать во всю глотку, а не давиться беззвучными слезами, как прежде.