Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Кэрмит решил найти доказательство либо опровержение теории Даниэля, а чтобы попасть в комнату придумал какую-нибудь достойную легенду.

Для подтверждения правоты Даниэля достаточно было зайти в комнату, открыть ноутбук и влезть в почту Алекса.

Там по-прежнему хранились письма от Анны. Алекс несколько раз порывался отправить их в корзину, но в последний момент снимал пометки и оставлял всё на своих местах. Сам не понимал, зачем хранит переписку. Как свои письма, так и ответы Анны, среди которых особняком возвышалось то самое сообщение с обвинениями, направленными в сторону Трэйтона. Прочитать текст письма и понять его смысл Кэрмит вряд ли мог, а вот увидеть имя отправителя и интерпретировать этот инцидент по-своему – вполне.

И как потом доказать Кэрмиту, что появление его, Алекса, никак не связано с исчезновением Анны? Она улетела, а он пришёл ей на замену, преисполненный желания разделаться с тем, в кого с течением времени умудрился влюбиться. Поначалу верил, что однажды найдёт способ подобраться к Кэрмиту ближе, изучит его и придумает восхитительную изощрённую месть. Постарается уничтожить отвратительную личность морально и физически.

Теперь оставалось лишь рассмеяться себе прежнему в лицо.

Трижды ха-ха.

От осознания правдивости утверждения, гласившего о переходе мнимой ненависти в совершенно противоположное ей чувство, становилось особенно гадко. Алекс порадовался бы появившимся чувствам при любом другом раскладе, но только не при таком, что выпал им.

Над обоими висела плотная, как лондонский туман, завеса обмана, и Алекс не мог найти в себе достаточное количество сил, чтобы прорвать её.

Он отложил письмо на подоконник, запрокинул голову и провёл по лицу ладонью, цепляя и отбрасывая назад длинные пряди чёлки.

Наступление промежуточных каникул дало ему одну небольшую передышку, став периодом, отведённым на размышления.

Как назло, в голову ни единой здравой мысли не приходило, только чушь, о которой заикаться было стыдно, не то, что озвучивать в полный голос.

После продолжительных размышлений он решил во всём признаться, только не Кэрмиту, а Герде, надеясь, что не наткнётся на стену непонимания и отторжения. Неблагоприятный расклад был вполне возможен, но Алекс надеялся на счастливый исход. И теперь, коротая время в прихожей своего дома, мучаясь ожиданием, чувствовал себя гораздо хуже, чем прежде, при тотальном молчании.

Письмо, лежавшее на подоконнике, служило напоминанием о дне влюблённых, о событиях, его ознаменовавших.

Алекс как будто слышал свой голос, обращённый к Трэйтону:

– Кэрмит, что ты тут делаешь?

Будучи застигнутым на месте преступления, Кэрмит вздрогнул и тут же едва слышно зашипел.

Цветок с крупными шипами на стебле выпал из рук, предварительно расцарапав палец. Кэрмит прижался губами к ранке и обернулся.

– Хотел вручить тебе валентинку в школе, но не успел, – пояснил, проведя по едва заметной царапинке платком. – Вот и воспользовался альтернативным вариантом. Ник был невероятно великодушен и отдал мне ключ от вашей комнаты практически сразу, стоило только попросить. Но сюрприз, к сожалению, не удался.

– А ты планировал примерить амплуа таинственного поклонника? – поинтересовался Алекс, повесив сумку со школьными принадлежностями и принимаясь разматывать шарф. – В конверте анонимная открытка без малейших опознавательных знаков?

– Нет.

Кэрмит не стал говорить много, ограничившись всего одним словом.

Он сделал шаг навстречу Алексу, потом ещё один. До тех пор, пока не оказался совсем рядом и не скопировал ту самую позу, в какой они находились несколькими неделями ранее. Просто теперь поменялись местами, и это он прижимал Алекса к двери, а не наоборот.

В его руках был ключ и контроль над ситуацией.

– Знаешь, меня всегда поражало наше внешнее сходство, – произнёс Кэрмит подчёркнуто сдержанно. – То есть, конечно, любому человеку понятно, что мы разные, и о родстве речи быть не может, но в этом есть что-то по-настоящему волнительное. Глядя на тебя, я будто вижу своё отражение. Наверное, это должно меня отталкивать, но в реальности всё происходит ровно наоборот. Меня тянет к тебе сильнее, чем к кому-либо другому, на меня не похожему, притом, что я совершенно не страдаю нарциссизмом и никогда не имел сексуальных фантазий, связанных с твинцестом или чем-то таким… достаточно аморальным. Меня не возбуждают родственники. Я не люблю своё отражение в зеркале, но на тебя могу смотреть часами.

– И глаза не заслезятся от длительного наблюдения? – иронично поинтересовался Алекс.