Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

– Знаешь, после того, как человек говорит, что жаждал убить твоего лучшего друга, в светлые и чистые чувства, идущие с его стороны, веришь не столь охотно, как прежде. Тем не менее, есть что-то, мешающее мне окончательно записать тебя в злодеи. Не спрашивай, что именно, поскольку дать однозначный ответ не получится. Это сложно объяснить, но я хочу тебе верить. Реально. Несмотря на твою сущность сволочи обыкновенной.

– Я бы поспорил.

– На предмет?

– Сволочь начала бы претворять план в жизнь, не задумываясь о последствиях.

– У тебя просто не было плана, и это значительно затянуло сроки реализации, – усмехнулась Герда. – А потом необходимость в нём отпала сама собой, если верить на слово. Хотя, конечно, ситуация, нарисованная тобой, подталкивает к решительным действиям, а логики не предполагает. Гнев, мечты о торжестве твоей справедливости и ненависть должны перебить её робкий голос. Гипотетически, если представить, как я говорю нечто подобное Каю и указываю пальцем на определённого человека, называя его насильником, нарисовать возможную реакцию брата проще простого. Он будет в бешенстве и, не разбираясь в ситуации, начнёт крушить всё на своём пути.

– Вот видишь.

– Вижу, но от этого тёмных пятен в истории меньше не становится.

– Например?

– Почему она решила обвинить Кэрмита в этом? У тебя есть догадки?

– Ни единой.

– Аналогично, – вздохнула Герда. – Он говорил об Анне, она говорила о нём, но, знаешь, не было чего-то такого… Я бы даже не сказала, что между ними проскальзывал любовный интерес. Со стороны Кэри его точно не было. Я знаю, каким Кэрмит становится, влюбившись. Тогда типичных симптомов наблюдать не доводилось.

– А со стороны Анны?

– Я не знаю её.

– То есть?

– Мы практически не общались, несмотря на то, что жили в одной комнате. Просто соседи. Одна сидит в наушниках, уткнувшись носом в экран ноутбука, а вторая рисует. За время вынужденного соседства мы разговаривали несколько раз, но это сложно было назвать общением дружеским или хотя бы приятельским. Просто сухие справки о том или ином событии. Но для меня это нормально. Я всегда была окружена мальчишками, с ними же и общалась. Не сказать, что меня пугала конкуренция, а потому я избегала общения с другими девушками… Скорее, это привычка. Сначала бить стёкла в компании друзей, а потом обрабатывать пострадавшим раны, выступая по-прежнему в качестве боевого товарища, а не очаровательной медсестры. Если ты спросишь, были ли у Анны подруги, я тоже не смогу ответить – в наших разговорах и этот вопрос не поднимался, а за их классом я не следила.

– Понятно.

Алекс тяжело вздохнул и натянул рукава пуловера, закрывая ладони. Ночь выдалась довольно прохладная, но забрать куртку у девушки было как-то откровенно по-свински. Он старался вести себя, если не по-джентльменски, то хотя бы на уровне.

– Из меня вышел отвратительный информатор, – хмыкнула Герда.

– Я не сказал бы, что это плохое качество личности. Зато тебе можно доверять секреты, не опасаясь в дальнейшем услышать их от кого-то постороннего.

– По твоему рассказу выходит, что они познакомились только здесь, а не до её приезда.

– Судя по её рассказу, – поправил Алекс. – Я лишь делюсь фактами из первоисточника.

– В любом случае, Кэрмит на тот момент находился в отношениях, и нельзя сказать, будто они были настолько отвратительны, чтобы бросить всё и побежать к новой знакомой.

– А страсть, помутнение рассудка… И всё такое. Когда действительно хочется стремительных глобальных перемен. Взять и отправить привычную жизнь в пропасть. Ты никогда подобного не испытывала?

– Алекс, единственное, что я умею виртуозно, так это влюбляться безответно. Я вечно окружена парнями, но ни разу не носила статуса чьей-то девушки, потому, что либо выбираю не того, либо увлекаюсь с опозданием, когда сама становлюсь ненужной дорогому мне человеку. Мне не хочется бросить всё, мне хочется забиться в угол и рыдать там от осознания собственной глупости.

– Кэрмит?

– Что?

– Тот человек, в которого ты влюбилась с опозданием?

Герда посмотрела на Алекса с укоризной, склонила голову и поджала губы. Потом покачала головой, словно в молчании выносила ему вердикт.

«Ты неисправим и безнадёжен, милый».