Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Проведя несколько дней в обнимку с дневником предка, Мартин вынужденно признал, что история действительно затягивает. Неудивительно, что Терренс, в своё время, читал и перечитывал наиболее запомнившиеся отрывки. Тем более, что в моменты, когда предок не бредил Алистером, попадались интересные, во многом познавательные заметки о быте того времени, и это служило неплохой разгрузкой от восхваления прекрасного белокурого Стэнли, желавшего стать вопреки логике чёрной орхидеей.

Пройдя весь этот путь, перелистывая последнюю страницу, Мартин сумел узнать причину, породившую у Алистера столь странное желание.

Типичная история ублюдка, нажитого на стороне, а потому ненужного и нелюбимого в семье. Не будь Алистер единственным наследником мужского пола, его бы и в дом ни за что не взяли. Но так получилось, что, кроме него, у лорда Стэнли больше не рождалось сыновей, вот и пришлось пригреть бастарда.

Мачеха Алистера занималась разведением орхидей, мечтала однажды сделать селекционное открытие, подарив миру цветок чёрного цвета. Но успеха так и не добилась. Многочисленные опыты провалились, самый тёмный цвет до чёрного не дотягивал, максимум – густо-бордовый.

Она обожала орхидеи, а вот пасынка на дух не переносила, считая источником всех бед. Алистер вбил себе в голову, что стань он этим цветком, и мачеха перестанет его ненавидеть. Потом привык и взял такое прозвище. Мечты угасли. Оно осталось.

В тайной переписке, которую они вели с Робертом, Алистер неизменно подписывался «чёрной орхидеей», так и появилось это название.

Нечто очень редкое и оттого вдвойне ценное. Прекрасное творение, достойное любви.

Примерно так расшифровал смысл этого имени-прозвища Мартин и посмотрел на привычную академию с иного ракурса, как будто теперь узнал секрет, только ему открывшийся.

Смысл появления шпаги в эмблеме школы тоже открывался легко и просто – Алистер любил фехтование и был едва ли не лучшим в своём классе, постоянно утирая носы противникам, не умеющим обращаться с оружием.

Что ж, определённо, в семейной легенде было нечто мистически красивое, когда дело касалось исключительно предыстории. Финал её Мартину категорически не понравился, но изменить ход событий ему было не под силу, приходилось лишь принимать их, как данность и мириться с последствиями.

История предка оказалась на редкость навязчивой, отделаться от неё в два счёта у Мартина не получилось.

Спустя несколько дней после прочтения полной версии, он впервые увидел во сне отдельные фрагменты этого романа в мемуарах. Особенно яркой получилась сцена смерти Алистера. То ли Роберт, записывая, вложил в неё запредельное количество собственных переживаний, то ли Мартин был настолько восприимчивым… Ответа он не знал. Но картина падения, завершающаяся брызгами густой крови, расцвечивающей вытоптанную траву и неведомым образом оказывающейся на его пальцах, несколько раз способствовала пробуждению от собственного крика.

Мартин включал свет, внимательно разглядывал ладони. Багровых капель на коже не было, но это не успокаивало. Ощущения из сна были слишком реальными, чтобы отделаться от них в мгновение ока.

Хуже было только то, что на событиях дневниковых записей сновидения не останавливались, дорисовывая иные вариации, от которых у Мартина мороз по коже проходил.

Во сне Мартин проживал судьбу Роберта, видевшего смерть Алистера, а потом его выбрасывало в современный мир, в его собственную жизнь.

И здесь тоже была она. Та самая милая леди в чёрном балахоне, как о ней принято отзываться.

Признаваться Терренсу в победе любопытства над рационализмом, было не с руки. Мартин до последнего откладывал разговор о дневниковых записях предка, не решаясь задать интересующий вопрос, но когда сны стали попросту невыносимыми, пришёл к выводу: консультация старшего брата ему необходима.

Приехав к Терренсу, Мартин дождался, пока брат останется в одиночестве, выпроводив всех посетителей, и бросил ему на стол дневники Роберта. Терренс непонимающе посмотрел на младшего брата, на дневники. Снова на брата и опять на дневники.

– Что ты хочешь этим сказать? – поинтересовался, приходя к выводу, гласящему о невозможности разобраться во всём без дополнительных подсказок.

– Скажи, как ты мог перечитывать их столько раз? – спросил Мартин, опираясь ладонями на стол и фактически нависая над Терренсом. – Ведь был период, когда ты их практически из рук не выпускал.

– Знаешь, это просто. Достаточно лишь перевернуть обложку и начать читать, – Терренс откинулся на спинку кресла, покрутил в пальцах ручку, ухмыльнулся ехидно.

Иногда его манера переводить разговор в персональную клоунаду Мартина забавляла, а периодами безумно раздражала. Сейчас наблюдался второй случай. Мартину было не до шуток, хотя, конечно, Терренс об этом не знал и, что само собой напрашивалось, не догадывался. Проблема младшего брата была ему неведома. Мартин пока об этом не спрашивал, но уже чувствовал: ответ, если вопрос прозвучит, получит отрицательный.

– Ты решил изучить её самостоятельно? Или хочешь, чтобы я в обеденный перерыв устроил тебе литературные чтения?