– Вообще-то меня напрягает не только это, но и вся затея в целом, потому как результаты её, несмотря на ваши предположения, способны оказаться непредсказуемыми. И ударить по твоей репутации не меньше, чем в случае с Гленом. Сибилла права. Твоя комната узнаваема, следовательно, личность фотографа тоже станет известна всем, у кого больше одной извилины. Раз. Два. Если уж ты решишь идти до конца, то выкладывать все эти фотографии нужно в кратчайшие сроки, сразу после съёмки, без промедления. Потому что сенсация, опоздавшая хотя бы на два часа – это уже не сенсация, а тухлая рыба, от которой тошнит. Он придумает объяснение, переведёт всё в шутку, убедив в правдивости своих слов ближайшее окружение, но обиду на тебя затаит. Три, что напрямую связано с пунктом два, а вообще-то из него и проистекает. Группа поддержки Глена. Есть гарантии, что баскетболисты в обязательном порядке от него отвернутся, а не решат отомстить тебе? Не думаю. Речь, кстати, не только о Глене, а обо всех. Им лично ты не сделал ничего, но обидел одного из них. Сибиллу они не тронут, независимо от того, каков её вклад в разработку плана. Ты – исполнитель, тебя же посчитают распространителем информации, тебе же придётся за это отвечать. Мочиться кровью пару недель – это очень занятная перспектива, не правда ли?
– Когда ты произносишь всё с таким лицом, я не знаю, как реагировать.
– Почему?
– Ты серьёзно или нет?
– Относительно крови и других физиологических жидкостей с её примесью?
– Да.
– Серьёзно. Ты знаешь, я не люблю вмешиваться в чужую жизнь и не раздаю советы, поскольку не считаю свой жизненный опыт достаточным. Просто хочу сказать: затевая мероприятия провокационного плана, нужно готовиться к серьёзным последствиям. Тебе повезёт, если легко отделаешься.
– Я думал об этом.
– И?
– Как видишь, не отказался от решения.
– Тогда делай, – усмехнулся Кэндис. – Хотя, могу предложить альтернативу. Не отдавай снимки Сибилле. Просто не отдавай и всё, потому что она обязательно их обнародует, и, тем самым, настроит против тебя большую часть учеников. Морального удовлетворения ты точно не получишь, а на себе прессинг можешь ощутить. Впрочем, сомневаюсь, что тебе нужно что-то объяснять. Скорее всего, ты сам неоднократно прогнал все варианты в мыслях.
Роуз криво усмехнулся, прижал подушку к груди и вновь уставился на плакат. Тяжело вздохнул.
– Ты прав. Конечно, я об этом думал. Только в моём варианте были не отбитые почки, а сотрясение мозга.
– Сходу и не скажешь, что лучше, – заметил Кэндис.
– После таких разговоров мне и месть уже не в радость.
– А ты знаешь примеры обратного явления? По-моему, мстят люди за собственное отчаяние, пережитое некогда, но не ради удовольствия. Она не способна подарить счастье, лишь уравновесит немного. То, что придумала Сибилла… Я не уверен, что ты, при случае, не останешься крайним. Жизнь непредсказуема, они могут помириться и разойтись ещё с десяток раз, но пусть делают это без вмешательства посторонних.
– Считаешь, они могут вновь сойтись?
– Не знаю. Я не общался плотно с ними обоими, потому не скажу, на что каждый из них способен, но варианта такого не исключаю. Когда собака провинится, её принято наказывать, а когда она осознает, в чём неправа, следует поощрение. Метод кнута и пряника. На людях он действует очень выборочно. Только на тех, кто привык быть ведомым, а о самостоятельности и самодостаточности имеет смутное представление. На собаках – неплохо. Она думает, что завела милого щенка, наверное. Но ты-то знаешь, что если пса разозлить…
Кэндис оборвал себя на середине фразы и посмотрел в сторону двери. Роуз тоже повернул голову.
Разумно было промолчать о своих планах и мотивации в присутствии посторонних, даже если последние не интересовались судьбой Глена и вообще с ним практически не общались.
– Роуз?
Трейси, кажется, удивился, обнаружив в комнате гостя.
– Привет, – Астерфильд приветливо помахал рукой. – Надеюсь, не возражаешь, что я решил нанести визит? Просто важный разговор. Практически вопрос жизни и смерти, потому…
– Роуз мечтает проверить свои таланты кинолога, – вмешался Кэндис, выразительно посмотрев на виновника торжества. – Но не может определиться, нужно ли ему это или нет? Пытаемся разрешить дилемму. Ты по этой теме ничего посоветовать не можешь?
– К сожалению, нет, – произнёс Хейворт, перерыв бумаги, лежавшие на его половине стола и выхватывая из стопки тоненькую папку. – Я больше люблю кошек.
Он скрылся за дверью столь же стремительно, как и появился. Роуз выдохнул с облегчением.
– Я собираюсь завести собаку? Серьёзно? А если бы он оказался любителем и загрузил нас лекцией на несколько часов?
– Уж лучше так, чем сказать правду, поведав о своих планах по секрету всему свету. Ты бы всё это послушал с повышенным вниманием и интересом, – хмыкнул Кэндис. – А потом благодарил долго и от всего сердца. Потому что, когда тебе придётся убегать от разъярённой своры, познания пригодятся.
Роуз давно покинул комнату Кэндиса, разговор остался в прошлом, но нет-нет, а возвращаться к нему приходилось, попутно признавая чужую правоту.