Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Ему было наплевать на жизнь этой девушки. Ей на него, в общем-то, тоже. Она просто хотела выговориться.

Единственное чувство, которое Кэндис к потенциальной невесте испытывал, находилось на огромной дистанции от того, что жаждали увидеть в их исполнении родственники.

Ни единого намёка на любовь.

Да и о какой любви может идти речь, когда они знакомы несколько часов? Знают друг о друге самый минимум информации и поговорить толком не способны, поскольку нет общих тем.

Ни единой точки соприкосновения, равно, как и шансов на кардинальные перемены.

Только жалость к девушке, неспособной сопротивляться обстоятельствам и с готовностью прогибающейся под волю родителей.

«На себя посмотри», – советовало подсознание.

Кэндис смотрел и приходил к неутешительным выводам.

Живя в двадцать первом веке, они вынуждены были подчиняться правилам Средневековья, когда всё решали представители старшего поколения, а дети не имели права голоса.

Ему это не нравилось, и он понимал, что с каждой минутой всё ближе к принятию решения об уходе из дома.

Пусть Альфред выставит его за порог. Уж лучше так, чем всю жизнь подчиняться, ломая себя в угоду чужой воле и теряя собственное «я».

То ли алкоголь добавил ему храбрости и позволил иначе посмотреть на ситуацию, то ли просто вытащил наружу все истинные желания и умозаключения, прежде отходившие на второй план…

Причины появления решимости были не столь важны. Большее значение имело то, что Кэндис уверился: он не пропадёт без остальных Брайтов.

Напротив, так им будет лучше. Он сам по себе, они сами по себе.

Идиллия.

Он откажется от прав на наследство, от титула, о котором большую часть времени и не вспоминает вовсе, от привычной жизни. Он не сдастся, несмотря ни на что. Не получится с писательством? Ничего страшного. Он пойдёт на любую работу. Да хоть полы мыть. Только бы не зависеть от Альфреда и его денег, что встали поперёк глотки после неоднократных укоров.

Да. Именно так он и поступит. Осталось только пережить эти полгода. Каких-то полгода. Главное – не свихнуться за это время окончательно.

*

Чтобы нарушить привычный ход жизни нужно совсем немного. Иногда хватает одной досадной мелочи, и мир моментально теряет краски, превращаясь в мрачную чёрно-белую картину, где первого цвета в разы больше, чем второго. Яркость смывает растворителем, она сползает некрасивыми ошмётками, съёжившись, превратившись в омерзительное зрелище, заставляя недоумевать, что именно заставляло восхищаться прежде.

Вдребезги, оглушая и лишая возможности дышать, как острые когти, вонзившиеся в тело, не получившее наркоза, а потому ощущающее каждый минимальный отголосок боли, каждую царапину, полученную в ходе сражения. Впрочем, здесь и противостояния особого не было, программа такого не предусмотрела.

Взгляд скользит по равнодушным, отстранённым строчкам текста, напичканным официозом, а когти резко вспарывают, пробивают лёгкие, сердце и прочие внутренние органы, а потом поднимают вверх и всё так же стремительно швыряют вниз, не оставляя шансов на спасение.

И пусть всё – только ощущения, а не реально пережитые события. Лучше от осознания этого не становится.

Шумный вдох, резкий удар, кровь на окровавленных костяшках, размах, звон битого стекла и крик, не находящий выхода, а потому раздирающий горло изнутри. Полосующий его острыми лезвиями.

Шаги, секунды тишины, тень за спиной и голос, желающий достучаться до сознания. Так просто догадаться, что именно он собирается произнести. Очевиднее не бывает. Разумеется, сейчас начнут взывать к совести и напоминать о правилах поведения в обществе, будто он – малое дитя, ничего не смыслящее, не умеющее проводить черту между тем, что можно, и тем, что нельзя.

Впрочем, они правы. Не может.

– Послушай…

– Иди к чёрту, – ядовитый шёпот, с угрозой, словно гадюка, увидевшая жертву.

Кажется, ещё немного, и он действительно вцепится в горло, желая его перегрызть и утонуть в чужой крови.

Плевать, что собеседник хочет выйти из ситуации с минимальными потерями, потому берёт на себя роль миротворца и вроде как помочь пытается. Он вообще не при делах, не имеет отношения к происходящему, не в курсе многочисленных событий, наполнивших чужую жизнь. Он просто попал под горячую руку, а потому отчаянно хочется сорвать на нём злость, закипающую внутри, вылить гнев, избавиться от этой мерзости, что мучает, не отпуская ни на мгновение.

Тот, кто действительно понимает и вникает в суть, не станет усугублять ситуацию, продолжая лезть со своими ненужными наставлениями, от коих ярость лишь сильнее поднимается и вспыхивает сотней ярких искр, обещающих перерасти в пожар и спалить всё к такой-то матери.

Как мало нужно для того, чтобы вся радость, связанная с событиями грядущего дня, исчезла, а предвкушение счастья превратилось в сизый пепел и улетело с порывом ветра куда-нибудь…

Например, в Манчестер.

Всего-то несколько строк идеально продуманных, бьющих прямо в цель, ломающих в одночасье.

Получатель: Мартин Уилзи.

Отправитель: Альфред Брайт.

– Ведёшь себя так, словно впал в детство.

– Иди к чёрту! – громче на несколько тонов.