Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

А ещё у неё были милые кудряшки и не менее милые веснушки на чуточку курносом носу.

На мгновение Мартин даже поймал себя на мысли, что понимает Терренса и Троя, очарованных некогда этой особой. Она была очень позитивной, крайне жизнерадостной, и это располагало к себе.

Мартин удивился, как её можно было возненавидеть из-за незначительного промаха. Впрочем, для Терренса события тех лет приравнивались к трагедии, он негодовал и страдал, насколько хватало умений.

Мартину почему-то стало смешно, и он едва не захохотал.

Когда речь заходила о случае с Рендаллом, смеяться не хотелось. Терренс так и не расщедрился на подробности истории, связавшей его с одноклассником, но Мартин чувствовал подсознательно: там всё гораздо серьёзнее.

Некоторое время они проболтали втроём, после чего Мишель удалилась в свою комнату, сообщив, что планирует переодеться к торжеству.

Наверх она ушла в лёгком сарафане и кожаной куртке, а вниз спускалась уже при полном параде – в платье, идеально передающем атмосферу далёкого прошлого.

– С днём рождения, Тони, – выпалила радостно, порывисто обняв родственника и расцеловав в обе щеки.

Энтони эта привычка явно была не по нраву.

Мартин видел, как тот закатывает глаза и ждёт, когда же поток любезностей закончится.

– Спасибо, милая, – произнёс Энтони приторным тоном.

Мишель то ли не заметила сарказма, то ли просто игнорировала не слишком дружелюбные выпады в свою сторону, но ничего обидного в ответ не сказала. Отстранившись от кузена, она посмотрела прямо на Терренса.

Тот поприветствовал Мишель ироничной ухмылкой и взглядом из серии «Мне от тебя тошно».

– Здравствуй, Терренс.

Всё же решила обратиться и к нему.

Несмотря на то, что Мишель разговаривала с ними по-английски, от фирменной французской манеры речи при переходе с одного языка на другой полностью избавиться не удалось. Она продолжала говорить немного в нос, грассируя, когда сталкивалась с буквой «эр».

Терренс как-то сказал, что при таком произношении его имени создаётся впечатление, будто к нему обращается человек с дефектом речи.

Мартин прежде вообще не прислушивался к этому, а теперь согласился с братом. Хотя, собственное имя, произнесённое Мишель в присущем ей стиле, нисколько его не покоробило. Как и имя Троя.

А когда речь зашла о Терренсе, сразу вспомнился памятный разговор, и общее впечатление испортилось. Видимо, слова засели глубоко в мозгах и теперь давали такой результат.

– Привет, Мишель.

– Ты всё ещё на меня обижаешься? – поинтересовалась она.

Мартин напрягся в ожидании. Безмятежность, отражавшаяся на лице Терренса, могла быть предвестником чего угодно, начиная от действительно доброжелательной реакции, заканчивая обдумыванием феерической гадости, которую можно реализовать в дальнейшем. После того, как завершится празднование.

Фактически, слова, данного Энтони, Терренс не нарушит. Торжество не сорвёт, скандалов в присутствии большого количества свидетелей не устроит. Гадость не станет первой ассоциацией с днём рождения, по масштабам будет локальной и узнают о ней несколько наиболее близких человек.

Король и его свита.

– Нет, – вздохнул Терренс. – Знаешь, уже нет, хотя, не могу сказать, что вычеркнул неприятную историю из памяти и никогда к ней не возвращался. Просто в моей жизни, после того случая, появилось ещё несколько личных трагедий, имеющих куда большее значение. А теперь прости, но мне нужно кое о чём подумать. В одиночестве.

Сунув руки в карманы, он прошествовал в гостиную, где прежде заседала их немногочисленная компания, и закрыл дверь.

– Некоторые советы он воспринимает буквально, – пробормотал Энтони куда-то в сторону.

– Значит, продолжает злиться, да? – спросила Мишель, повернувшись к Мартину, словно он обязан находиться в курсе того, что творится в голове Терренса. – Но я тогда действительно ничего такого не подразумевала и не предполагала, что…

Судя по тому, как дрожал голос, она была готова расплакаться. Об этом говорил и ряд дополнительных признаков: нижняя губа подрагивала, а руки теребили лепестки брошки, выполненной в форме цветка.

Мишель, несомненно, нервничала.

– Не думаю, – ответил Мартин, улыбнувшись в попытке немного разрядить обстановку. – Он не любит разговаривать о прошлом, однако, не могу назвать его злопамятным.

Солгал, конечно, но иного выхода из ситуации не видел. На длительные объяснения изворотливости у Мартина не хватило бы.

– И у него действительно появились личные драмы, имеющие большее значение, – заметил Энтони. – Но лучше оставим эту тему. Расскажи мне, дорогая кузина, как ты долетела?

Его, в общем-то, подробности путешествия не волновали, но правила приличия обязывали быть дружелюбным со всеми, вот он и оттачивал мастерство перед началом испытания на прочность.

Первые молнии вспыхнули и погасли, гром прокатился над холлом и утих, не превратившись в дикий ураган.

Энтони боялся, что в дальнейшем удача от него отвернётся.

Им повезло в малом, но есть подозрение, что в большом они проиграют. Или вовсе сложат оружие без боя.

Мартин, провожая обоих взглядом, мучился от схожих мыслей.

*

Много.