Читаем Будни добровольца. В окопах Первой мировой полностью

Перешагните через вершину, отсчитайте шаги, измерьте расстояние: сто, двести, триста шагов. Здесь придется остановиться, тут тщательно возведенное проволочное заграждение – конец танцевального зала. А теперь, просто ради интереса, снова пройдите эти триста шагов назад, между прыгающими детьми. И начните шаг за шагом считать декорации: маленькие беседочки, будочки – и в каждой по одной пушке. Один шаг, два шага – первый ряд с промежутком в один метр, насколько можно увидеть, вправо и влево. А когда станет светлее, они потянутся дальше, еще дальше, чем можно разглядеть.

Еще делаем шаги – один, два, три, четыре, пять, – еще один ряд. Отличненько, славно продумано. Как сказали бы на уроке гимнастики, второй ряд стоит на просвете.

Еще делаем шаги: третий ряд, четвертый, пятый. А если надоест и если спросить у распорядителя карнавала, поверьте, он рассмеется и скажет:

– Это еще ничего, – тут он раскинет руки, гордясь собою, – у нас всего намного, намного, намного больше! – он поднимет большой палец и примется считать. – Извольте, а вот какого размера ваша гостиная?

Поразмыслив, вы ответите, что примерно шесть на восемь метров. Тут он засмеется еще пуще:

– Слушайте, на площади размером с вашу гостиную помещается, скажем, три или четыре орудия – прямо там, где мы оба сейчас находимся. То есть, – тут он делает несколько расстроенное личико, – совсем небольшие орудия. Конечно, у нас есть и побольше, – он продолжает взволнованно, – вы не подумайте, у нас есть и очень большие. Настолько большие, что одно из них не поместится у вас в гостиной, хоть я и, конечно, не хочу сказать о ней ничего уничижительного. Короче говоря, мы тут как целый склад всего.

Ему хочется пошутить, он похлопывает вас по плечу, доверительно, словно местный участковый, и говорит:

– Не вообразить такого орудия калибром от семи с половиной до тридцати восьми сантиметров, которого сегодня утром здесь бы не было, – он вжимает голову в плечи и заключает немного плаксиво, – но в данный момент мы не можем вам ничего из них передать. Нам всё это нужно самим.

Тут он пугается, смотрит на часы и нервно бормочет:

– Прошу меня извинить, уже без десяти два.

И вот его нет.

Копошащиеся люди в одних рубашках уже расползаются по отдельным кабинкам.

Каждое орудие окружено приседающими, шепчущими фигурами. За ними аккуратно высятся – выше человеческого роста – горы боеприпасов, орудий, боеприпасов, орудий, боеприпасов – даже не скажешь, сколько их там.

Карнавал? Карнавал? Карнавал?

Где-то посреди праздничной площади высоко воздета мачта. На ней болтается связка проводов. Рядом на земле неподвижно сидят двое с прижатыми к ушам телефонными трубками.

Присоединяйтесь к ним.

Внезапно один дергает головой и говорит соседу:

– Слышу зуммер: длинный, длинный, короткий, длинный, длинный.

Сосед говорит:

– Значит, ровно час пятьдесят пять.

Сверяют часы. Разбегаются. Один направо, другой налево. Слышно, по всем рядам орудий проносится: «Точное время час пятьдесят пять и десять секунд».

Карнавал?

Но играющие дети притихли.

Шепот прекратился.

То и дело слышен полусдавленный голос: «Час пятьдесять семь». Спустя время: «Час пятьдесят восемь».

Карнавал? Это выталкивание из себя цифр почти сводит с ума.

Словно вспышка в воздухе: «Пятьдесят девять…»

И вот… и вот нет больше ни ночи, ни высоты, ни леса, ни орудий, ни людей. Всё растворяется в самом ужасающем грохоте, который когда-либо извергался из-под земли. Всё, что видно, – единый сноп огня длиной в сотни метров и шириной в сотни метров.

Это она – операция «Анна», пятнадцатое июля 1918-го, два часа ночи.

16

Поскольку мы сейчас приближаемся к завершению текущих крупных сражений на Западе, чей ход привел нас к значительным успехам и большой победе, нам уже не стоит опасаться каких-либо неожиданностей со стороны Фоша, тем паче что наши мартовские успехи уже выбили инициативу из рук Антанты, разорвав и парализовав оперативную армию генерала Фоша. Но самый главный наш успех в том, что мы обратили в ничто планы противника на 1918 год и у него уже нет возможности перехватить инициативу.

(Пресс-конференция, Берлин, 8 июня 1918 г./ Курт Мюзам. Как нас обманывали, с. 113)

17

Перед первой линией орудий 3/253 в яме сидят Бретт и Райзигер. Засели здесь за десять минут до двух часов. Начиная с двух часов яма постоянно освещена красноватым пламенем. Вспышки вырываются из стволов передовых орудий метрах в пяти над их головами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное