Будни добровольца. В окопах Первой мировой

Вперед, вперед! Наконец за третьим поперечным окопом вдалеке виднеется четвертый. Там черная высокая стена. Бруствер особенно высок. Ага, это, вероятно, была первая из передовых траншей. Там должно быть только несколько постов. Но они хоть скажут, насколько далеко вперед ушли остальные.

И правда, там что-то движется.

– Эй там!

Черт, да это офицер. Старший офицер. Не очень-то он обрадуется, если с ним так поздоровается молодой лейтенант. Так что побыстрей к нему.

Райзигер спотыкается, почти падая, ноги его быстро стучат по деревянным решеткам настила.

И вот он в двух шагах перед офицером. У того седая борода и седые волосы. Вот это да, да он без каски?

Подходит ближе, приветствует. И правда, это майор: погоны должны быть закрыты, но одна из накладок немного сдвинулась, обнажив толстые витые шнуры.

– Лейтенант Райзигер, дежурный офицер третьей батареи двести пятьдесят третьего на позицию прибыл!

Майор не двигается.

Рука все еще у каски.

– Разрешите представиться, герр майор, ординарец Райзигер – из полевой артиллерии!

Майор делает шаг навстречу, поднимает руку, словно хочет схватить его за воротник, затем опускает. Широко ухмыляется. Изо рта его доносится ужасный пронзительный смех.

Да что, черт возьми, происходит? Райзигер в растерянности. Он что, меня не понимает? Рука на каске, всё еще по уставу, но голос немного дрожит:

– Мой командир запрашивает у герра майора примерные данные, где сейчас находится наша пехота.

Майор снова поднимает руку. Но сейчас он не хватает ею Райзигера – он сгибает руку и часто машет тыльной стороной ладони у себя перед глазами. Сперва это звучит как смех, но тут Райзигер понимает, что это не смех, а припадок ужасных рыданий. Слезы льются ручьем из-под ладони.

Что тут сказать, ради бога? Он что, с ума сошел? Как это понимать? Ох дерьмо, все эти уставные формы.

Райзигер подходит, хочет положить руку ему на плечо, но не решается и только говорит:

– Могу ли я чем-нибудь помочь герру майору?

Рука майора отрывается от лица, падает вниз. Большие серые глаза смотрят на Райзигера. Всё смотрят и смотрят. Всё смотрят и смотрят. Наконец, голова дергается. Плечи пожимаются. Голова поворачивается в сторону траншеи. Затем поворачиваются плечи. Затем тяжело поворачивается всё туловище. Затем левая рука делает беспомощное движение, тоже указывая в сторону траншеи.

Райзигер проходит мимо и смотрит в том направлении.

– Герр майор!

Ни слова больше. На бруствере лежит пехотинец с белым лицом, стоя на коленях на штурмовой лестнице. Еще один рядом. Третий. Четвертый. Пятый. Десять. Сто. Насколько можно видеть – один человек рядом с другим. Держат голову высоко, рука на винтовке. У всех левое колено на последней ступеньке маленькой шаткой штурмовой лестницы. И у каждого маленькая дырочка под стальным шлемом, между глаз, или в щеке, или возле уха, или на шее.

Нет смысла разговаривать с бедным майором. Райзигер больше не обращает на него внимания. Он возвращается в траншею. Голова его примерно на той же высоте, что и странно окаменевшие колени, застывшие на последней ступеньке штурмовой лестницы. Он продолжает идти. Заброшенные бункеры. Банки с едой. Повсюду большими кучками аккуратно разложены ручные гранаты.

Он ходит с закрытыми глазами. Он больше не смотрит, потому что чувствует: можно идти сколько хочешь. Плечо всегда зацепляется за чье-то колено на штурмовой лестнице. Постоянно на высоте твоей левой руки оказывается очередная нога в нечищеном, грязном ботинке.

Но ведь должно же быть хоть одно живое существо здесь, в траншее!

Идет дальше. Хочет бежать, но не хватает смелости. Поэтому идет, медленно, шаг за шагом, глядя в землю, а левым плечом… Это невозможно вообразить. Иногда он шепчет у входа в бункер:

– Пехота.

Даже у шепота есть эхо. Но нет ответа.

Хоть какая-то удача: наконец-то какой-то унтер-офицер висит поперек над траншеей, склонив голову, зацепившись коленями за штурмовую лестницу. Хотя бы какая-то другая картина. Тоже мертвый, но по крайней мере человек. Дальше. Вот тут сапа. Есть кто живой? Он не решается войти. Но всё равно это делает. Всего лишь несколько шагов. Пулемет. Сержант, голова опущена: мертв. Двое солдат тоже. А нет, один из них жив! Конечно, жив! Лежит на боку, без шлема. Засунул руку под разорванную шинель. Дышит.

Райзигер медленно приближается:

– Эй, товарищ?

Тишина. Так длится какое-то время. Его глаза увеличиваются. Вот и весь ответ.

– Что случилось, камрад?

Вероятно, это он понял. Привстает. Райзигер обхватывает его за шею и поддерживает.

– Можешь мне поверить… всё кончено. Что бы ни… вылезло из траншеи… все лежат метрах в ста перед нами… конечно, мертвые. А остальные… ну, сам видишь… Сможешь меня забрать?

Райзигер укладывает его обратно и гладит по голове:

– Враг еще там?

– Должен быть он. Никогда не видел столько пулеметной стрельбы… как сегодня утром… забери меня.

Операция «Анна»?

– Камрад, забери меня.

С собой?

Слышится пулемет. Это враг. И ради этого мы барабанили пять часов подряд? Что значит «забери»? Лучшее, что можно сделать, – встать здесь, уперев ноги за пулеметом… Нет-нет, капитан ждет донесение.