Будни добровольца. В окопах Первой мировой

Тот всё так же на коленях. Верхней частью тела он медленно опускается, всё дальше и дальше назад. Изогнувшись, наконец он падает головой меж каблуков собственных ботинок.

– Болль! – трясет его Райзигер. Если бы он сказал хоть слово!

Но ни слова у него не вырвать.

«Но ведь должен же здесь быть еще кто-то! Я прекрасно знаю, что здесь были сотни тысяч пехотинцев. И конечно, санитары тут есть. С кислородным баллоном. Конечно, у них есть отличные противоядия для отравленных газами. Но можно ли оставлять Болля одного надолго?»

Или попробовать еще раз?

– Болль, мне привести врача? – Райзигер всё еще на коленях рядом с ним. Всё еще смотрит на эту красноту в глазах. «Но зачем так сложно», – думает он. – Проверим пульс. Болль, дайте-ка проверить пульс.

Берет Болля за руку. Но быстрей, чем взял, роняет ее снова. Это уже не рука. Она безжизненна.

– Тогда придется дальше одному. Обидно, Болль, – говорит Райзигер вслух и устремляется трусцой вперед.

Вот и открытое поле, возможно, раньше оно было пашней. Рыхлый песок, а тут хорошая широкая тропа.

А где же пехота? Здесь вообще можно ходить прямо?

Карту сюда, сверимся на местности. Верно, справа молодой заповедник. Опять березки, маленькие. Райзигер, как только пройдешь их, наткнешься на вторую линию. Там ходы сообщения. И так дальше.

Боже, противогаз! Он весь мокрый, вода скопилась справа и слева – от дыхания. Теперь, на бегу, с подбородка каплет, а иногда и попадает в рот. Тьфу, мерзость!

А окуляры – в них уже ничего не видно. Весь обзор словно заволокло туманом.

А если без маски – ну вот, Болль уже попробовал.

Райзигер приостанавливается. «Что-то странное, – думает он. – Ни одного выстрела не слышно».

Эта мысль должна бы утешить, но сейчас, здесь, она пугает.

У старых воинов принято падать на живот, только когда стреляют. Райзигер же падает, потому что стрельбы нет.

Лежит, распластавшись жабой, посреди поля. Солнце светит. Хобот противогаза почти зарыт в песке. Он прекрасно всё осознаёт, но на миг это кажется ему очень смешным. «Человек в пейзаже», – думает он насмешливо. Война – вот ведь потешное изобретение. Видели бы меня сейчас родители. Здесь, на французской земле, вытянувшегося под утренним солнцем всеми четырьмя конечностями, хоботом в грязи.

Остаться бы здесь. Хоть поспать. Никто же не стреляет. Кто его знает, где наша пехота. Может, у них всё хорошо, сидят себе в погребах на вражеских позициях. У англичан там есть виски. И кстати, прелестно было бы еще раз увидеть настоящее сливочное масло.

Нет-нет, так не пойдет. Дорогой Райзигер, ты тут не солнечные ванны пришел принимать. Да, просто сощурься. Впереди еще один лесок. Придется его пройти. Там уже наконец встретится какой-нибудь часовой, который укажет нам примерный маршрут до Парижа. Так что вперед!

Эти несколько минут позволили расслабиться. «Иногда нужно поболтать с самим собой, – думает Райзигер. – Это повышает так называемую воинственность». Он встает, аккуратно смахивает песок с шинели, со штанин, идет дальше.

Ни одного выстрела.

Да уж, и что теперь? Дошел до березовой рощицы, маленькой, а там… ни тебе лиловых листьев, ни забрызганных стволов.

Настоящий, обычный лес, такой же, как дома. Чудо. Осталось его пересечь. Немецкая пехота в пяти минутах.

Райзигер снимает противогаз. Делает это с маленьким личным торжеством. Легкий поклон в сторону берез, рывком назад с себя стальной шлем – и медленно, движениями отправляющего службу священника он наконец стягивает с лица проклятый резиновый кожух.

Сперва хочет его сбросить. Ну уж нет, всё-таки эта маска превосходна. Он медленно и торжественно помещает ее в каску. Что ж, теперь мой выход. Он кладет руки на бедра, выпрямляется и делает вдох – настоящий, приличный, чистый воздух. Глубокий вдох. Глубокий выдох. Слава богу, я еще жив!

Противогаз протирается грязным платком и вешается на грудь в качестве предосторожности. Каску на голову. Галопом по лесу.

Насквозь. Всё верно: высокая насыпь самой дальней тыловой позиции немецкой пехоты.

– Часовой!

Никто не откликается.

Ну конечно, может, там и некому откликаться. Это было бы печально. Господа пехотинцы могли ускакать неизвестно как далеко вперед.

Райзигер спрыгивает в траншею. Любопытно: я первый артиллерист, налаживающий связь с нашей бравой пехотой. Что ж, они будут рады. Что они скажут, интересно?

Итак, здесь свернем за угол. Через ходы сообщения, а теперь вперед! Ничего не скажешь, отменно построенная позиция.

Как песня – всё такое чистое, со славной обрешеткой под ногами. Хоть катись по ней. Одно удовольствие.

Вперед. Ага, вот и поперечная. Ну, кто тут сидит?

– Часовой! – Райзигер смотрит направо – никого. Налево. Пробегает еще немного. А вот и первый бункер.

– Эй там!

Никого. Так, вернемся в траншею. Черт возьми, кажется, они далеко умотали. М-да уж, операция «Анна». Поработала артиллерия. Трусим дальше.

Еще бы не так жарко было. Но я ведь уже минут двадцать бегаю рысью по этим закоулкам. А они всё пустыннее. И всё ж надо бежать дальше.